Книга Дети луны, дети солнца - Янина Волкова

– Вот так, – ласково говорит Йорунн, накрыв плечи дочери ладонями, вырывая ее из омута размышлений, – осталось лишь приодеть тебя.

Встает она, заставляя дочь прижаться спиной к скамье, а не к собственным коленям, и Ренэйст смотрит на нее настороженно. Наверняка хочет мать нарядить ее в платье, напомнить, как до́лжно выглядеть женщине, только вот удивляет кюна. Бережно достает Йорунн из сундука синюю рубаху, украшенную на вороте и рукавах серебряной вышивкой, рассматривает со всех сторон, проверяя, нет ли дыр и пятен, а после протягивает владелице. Теряется Ренэйст, с благодарностью принимает подобный дар. Дорогого стоит такая рубаха; приятна ткань, красива вышивка. Достойно будет выглядеть Ренэйст подле гостей, прибывших в Чертог Зимы.

Тянет руки, обнимая кюну, касается нежно губами ее щеки.

– Спасибо.

Мать ничего не говорит. Лишь обнимает покрепче, и объятия ее, как и в детстве, дарят покой.

От дома конунга до Великого Чертога не больше двух сотен шагов, но Ренэйст держит свой путь в другую сторону. Идет в порт, чтобы понаблюдать за тем, как в гавань Чертога Зимы входят корабли. Не будет среди них тех, чьи знамена не сможет она узнать, но прибытие иного рода всегда значимое событие.

Когда в родной порт прибывает чужой корабль, матери наряжают дочерей в лучшие наряды и отправляют на пристань, встречать гостей. Коль мила окажется мореходу, то заплатит тот мунд – и увезет с собой, на чужой берег, хозяйкой в свой дом. Каждая луннорожденная стремится выйти замуж за мужчину из другого рода. Так она приносит в семью новую кровь, спасая ее от «застоявшейся», которая течет в жилах тех детей, чьи родители приходятся друг другу родственниками, хоть и дальними. Слабы такие дети. Плохие воины из них вырастают, плохие роженицы, и умирает такой род, тает, как лед над огнем.

Уже виднеется впереди холодный блеск воды в свете Луны, а на ней корабли, освещенные сотней факелов. Замечает Ренэйст, как чуть поодаль к пристани бегут дети, соревнуясь с кораблями, стремясь добежать быстрее, чем те успеют причалить, и улыбается – узнает в них себя.

Отец наверняка сейчас уже там, приветствует прибывших воинов. Ренэйст будет подле него, ждать, когда те, кого так жаждет она увидеть, сойдут со своих кораблей. Много времени прошло с последней их встречи, оттого и кажется ожидание невыносимым. Сегодня соберутся они за одним столом, выпьют пряного эля и поговорят обо всем, что произошло и что ожидает.

– Рен!

Останавливается, оглядываясь по сторонам в поисках того, кто позвал ее, и лишь когда темная фигура выходит из тени под свет факелов, понимает, кто перед ней. Брат машет рукой, манит к себе.

Подойди, сестрица, ближе. Разве должна ты бояться меня?

Белолунная вновь смотрит на виднеющуюся впереди пристань, на корабли, что сквозь льды пробиваются к берегу, и уже настолько близки, что даже можно разглядеть их знамена. Вот алеет на черной ткани зловещее Солнце, лучи-ножи которого простираются во все стороны – плывет ярл Трех Сестер, и ни один драккар не желает ее обогнать.

Ренэйст хочет быть там. Хочет видеть луннорожденных, с коими предстоит ей отправиться в первое плаванье, но кровные узы сильнее, и ноги ведут к брату.

Витарр кутается в соболиный мех, прячет руки и смотрит на нее сквозь кудри непокорных темных волос. Смотрит исподлобья, жмет губы и оглядывается по сторонам воровато, словно бы ждет чего-то недоброго. Идет она к нему настороженно, с опаской; брат братом, но одичал он с роковой той зимы. Злым стал, нелюдимым, только не берется Ренэйст его судить.

– Мать волнуется, – говорит она, – тревожишь ты ее своими молчаливыми уходами.

– Не касается ее, куда держу я свой путь, – одергивает он, – и не для того я позвал тебя, чтобы получить неодобрение от ребенка.

Предчувствие беды змеиной чешуей скользит по ее спине, и дергает Белолунная плечами, силясь сбросить с себя его. Настолько тревожно ей, что не дерзит в ответ на то, что продолжает Витарр считать ее ребенком. Двенадцать зим почти не говорят они друг с другом, взглядом ласковым не вознаградят, а здесь он сам ищет встречи. Знает ведь, что пойдет сестра на пристань, оттого и ждет здесь. Не знает Ренэйст, что от него ожидать, и оттого ей тревожно.

– Если нужно тебе что-то, так говори. Нет у меня времени на твои тайны.

Хмурит Витарр густые брови, отводит взгляд. Весь он – тьма, и не проникает в сердце его свет Луны. Найдись дева, что пожелает смягчить его сердце – погибнет, отдав себя пустоте. Не по своей воле стал он таким, только кто станет спрашивать? Сам не рад подобной судьбе, потому и обращается к сестре, ведь сейчас только так можно хоть что-то исправить.

– Отказался отец взять меня в этот набег, – с горечью говорит, но после сжимает ладонями плечи сестры, смотря на нее с решимостью, – потому прошу твоей помощи, Рен. Помоги мне попасть на корабль.

В одно мгновение становится ей холодно настолько, словно вечная эта зима пробралась в самое ее нутро. Вжимает голову в плечи, кладет ладони на руки брата, силясь убрать, и говорит тихо, словно испуганно:

– Ты хочешь, чтобы ослушалась я воли отца?

Нет для ребенка преступления страшнее, чем пойти наперекор родительскому слову. В возрасте шести зим Ренэйст прочувствовала жестокий урок, что был дан им за непослушание, и нет у нее желания своевольничать. Можно попросить отца изменить свое решение, только Ганнар-конунг и слышать о Витарре не желает. Заговорит дочь о нем, так сразу же и велит убираться подальше. В то же время понятно ей желание брата; какой воин не желает отправиться в набег? Сама она только и мыслит об этом, и места не находит в своем желании показать себя.

– Тебе он не запрещал меня брать, – продолжает уговаривать Витарр. – А если обман раскроется, так я скажу, что солгал тебе. Мол, сказал, что позволил отец взойти на драккар. Мне не привыкать быть у конунга в немилости, Рен, не боюсь я его гнева, только нужен мне этот набег! Быть может, смогу я изменить свою судьбу, вернуть себе то, чего лишен. Должен я доказать, на что способен, заставить отца гордиться мной. Нет мне жизни с проклятой той ночи, Ренэйст, в каждом своем сне вижу ненавистное озеро. Умру – и вновь окажусь у его берегов, если так все оставлю.

Слова его горечью отдаются в ее сердце. Смотрит на него и видит отчаяние, охватившее темную душу. Оба они виноваты в том, что произошло, а в бо́льшей мере и вовсе виновен старший их брат, что привел меньших в спящий мертвым сном лес. Правда кроется в том, что никто не хочет винить мертвеца. Куда проще обвинить во всем того, кто остался в живых, на ком злобу свою можно выместить.

Может ли она отказать ему? Быть может, увидев, на что способен Витарр, конунг простит его? Доброе у отца сердце, Ренэйст знает, только не все доброты той достойны.

– Не нравится мне то, о чем ты просишь, но, быть может, смогу я тебе помочь.

Не отвечает Витарр, только кивает, смотря на нее внимательно. Словно бы ждет, что даст она ему свое слово, только не дает Белолунная обещаний и клятв, что вряд ли сможет исполнить. Сам Витарр преподал ей жестокий этот урок, потому отворачивается она от него, продолжая путь в сторону пристани.