Книга Сотниковцы. История партизанского отряда - Феодосий Крюков

* * *

Еще одну попытку перейти линию фронта наш отряд предпринял северо-восточнее Чудово, где река Оскуя впадает в реку Волхов. Но и она оказалась безуспешной. Мы снова вернулись в Жихарево.

Через несколько дней нам было приказано переехать в Будогощь. На этот раз мы поездом, в товарных вагонах, доехали до Тихвина, где и заночевали. Тихвин был одним из первых городов, освобожденных от гитлеровцев. Утром мы всем отрядом ходили смотреть на разбитую немецкую технику. Как знать, быть может, в предстоящих боях нам не раз придется встретиться с ней.

До станции Будогощь добрались на попутных автомашинах. Здесь нас разместили в овощехранилище. Помещение немного темное, но теплое и сухое. Для отопления были приспособлены железные бочки, которые мы использовали для приготовления пищи.

Жили мы здесь с неделю, а потом нас переправили в район станции Мясной Бор на железной дороге Ленинград – Чудово – Новгород, к реке Волхов. По пути отряд на короткое время останавливался в Малой Вишере, где нам пополнили запасы продовольствия, снаряжения и боеприпасов. Начальник оперативной группы Ленинградского штаба партизанского движения на Волховском фронте П. Р. Шевердалкин уточнил нам задание: пройти в районе Мясного Бора, где в январе 1942 года войска Волховского фронта прорвали оборону немцев, и перейти линию фронта где-нибудь в районе Тесово-Нетыльских торфоразработок или на стыке Новгородского и Оредежского районов, населенные пункты которых уже были освобождены.

В начале февраля мы то пешком, то на попутных машинах, то на лошадях добрались через Мясной Бор до деревни Финев Луг, находящейся рядом со станцией Рогавка на железной дороге Ленинград – Слуцк – Новгород. В деревне разместились на ночлег. Уже порядком привыкнув к правилам кочевой жизни, сразу же приступили к приготовлению пищи. Было решено концентраты гречневой каши поберечь, а расходовать крупу, которую нам выдали в Малой Вишере.

Юра Чернявский попросил Ковенькина:

– Ваня, свари-ка кашу, да побыстрей, мне скоро к командиру надо идти.

Ване второй раз говорить не нужно. Взял он свой котелок, налил воды, насыпал крупы и поставил на плиту. Дрова были уже заготовлены, поэтому никаких неприятностей он не предвидел – сиди дрова подбрасывай да кашу помешивай.

Прошло полчаса, мы с Юрой спрашиваем у Ковенькина:

– Ну как, готова каша?

В ответ слышим раздраженное ворчание:

– А черт бы ее задрал, эту проклятую крупу, какая была, такая и остается. Уж на что рис, так и тот бы за это время разварился.

Вздохнув, Чернявский пошел к командиру голодным. А мы с Ковенькиным стали доваривать злополучную кашу. Вскоре пришел Леша Рыжов. Он уже от кого-то прослышал, что Ковенькин никак не может кашу сварить. И сразу с невинной улыбкой – к нему:

– Ты что, Ваня, решил покутить и друзей накормить? Да ты никак чем-то расстроен?

– Будешь тут расстроен, когда сорок минут варю, а ничего не варится.

– Эхе-хе. А ты знаешь, что ты варишь?

– Как что? Крупу варю.

– Так это же шрапнель, а не крупа. А ты – «крупу варю».

Тут уже Ковенькин недоуменно уставился на Рыжова, который как ни в чем не бывало продолжал:

– Это мой отец так называл перловую крупу, а ты, голова садовая, жил у себя в Белоруссии и об этом даже не слыхивал.

– Ну ладно, пусть шрапнель. Но сегодня-то она сварится или нет?

– Конечно сварится – часа через два.

Да, решили мы, такой продукт для партизан – совсем неподходящий. Надо, пожалуй, от него поскорее избавляться, вряд ли немцы будут выделять нам столько времени на приготовление каши.

* * *

Алексей Иванович должен был явиться в штаб дивизии, подразделения и части которой занимали оборону в районе Тесово-Нетыльского. Штаб размещался в деревне Клепцы. Сотников попросил Чернявского выделить бойца для сопровождения, и Юра приказал мне отправиться с командиром.

Около десяти вечера мы на лошади приехали в штаб. Алексей Иванович отправился в кабинет командования, а я остался в приемной. Вскоре туда вошел рослый боец. Я обратил внимание, что на его лице были еще довольно свежие царапины. Он не торопясь закурил и посмотрел на меня.

– Что, недавно у нас?

– Недавно, но, видимо, будем не у вас.

– Вижу, что не из пополнения. Наверное, из партизан?

Я удивился, что так вот сразу нашего брата можно распознать.

Он продолжал:

– Что, наверное, в тыл пройти требуется?

Я ответил, что в тылу своих войск ходит уже порядочно. И поинтересовался, откуда у него царапины на лице.

– Да вот, вчера языка привел, вернее – притащил. Фрицу ой как не хотелось к нам в гости. Когда я его обезоружил и приказал идти, он та-а-ак заупрямился. Пришлось на себе тащить. Ничего, донес, только вот, паршивец, лицо мне слегка попортил.

Все это боец рассказывал без всякого хвастовства, почти равнодушно, как будто сходил поговорить о житейских мелочах к соседу. Я спросил, откуда он родом, не земляк ли? Оказалось, что из Сибири, их дивизия была сформирована в конце 1941-го целиком из сибиряков, и вот теперь они ведут бои с фашистами у нас, на ленинградской земле.

Егор Федорович Иванин

В штабе дивизии Алексею Ивановичу посоветовали проходить с отрядом в тыл врага в районе Остров – Никулкино Оредежского района: здесь гитлеровцы еще не успели создать сплошной линии обороны. Командиру части, находящейся на этом участке переднего края, сообщат о том, что прибудет такой-то партизанский отряд и что нужно оказать ему всяческое содействие при переходе линии фронта.

Через час нам необходимо было выступить. Сборы отряда были недолгими. На лошадях, а в основной массе пешком мы должны были переправиться через Тесовское болото и по пути в деревню Остров сделать небольшую остановку в Заручье.

Мне было приказано за озером Тигода, находящемся почти на середине болота, остаться на развилке дорог, чтобы указывать бойцам направление движения отряда и напоминать о пункте, где намечена остановка. Погода была морозная. Простояв около трех часов, я основательно продрог. Особенно сильно замерзли ноги. Подошвы валенок закостенели и при ходьбе постукивали. Пришлось двигаться, чтобы хоть как-то согреться.

Время моего дежурства истекало, надо было догонять отряд. На мое счастье на дороге показалась подвода, едущая в сторону деревни Заручье. Ездовый согласился меня подвезти и особенно оживился, когда я предложил ему закурить. Путь в десяток километров мы преодолели незаметно – всю дорогу говорили о Ленинграде, фронтовых делах, о жизни вообще. Мой попутчик оказался из Колпино, до самой войны он работал на Ижорском заводе.