Книга Маска подлеца - Анна Штогрина

— Ева, не болтай чепуху. Ты моя самая любимая и родная внучка. Ты получишь половину наследства. Хочешь или нет, но половина дома будет твоей. И я тебя прошу, просто умоляю, исполни последнюю мою просьбу. Пусть вы с Камилем сейчас в ссоре. Время лечит. Я уверенна, что этот дом поможет вам примириться, и ужиться вместе двумя семьями, — старушка сильно закашлялась. К ней сразу кинулась медсестра и сделала укол в катетер на руке.

Я решила больше не заставлять бабушку нервничать. Этот спор бессмысленен. Мне не нужны ни деньги ни дом. Но чем больше я буду это доказывать, тем хуже будет самочувствие старушки.

— Хорошо, бабуль, только не нервничай, — устало согласилась я.

— Поклянись, что не продашь и не разменяешь свою долю в семейном имении. Это ведь не только твое наследство, но еще и Мирона. Ты не вправе лишать сына законного имущества, — бабушка проговорила строго, глядя мне прямо в глаза.

Я моргнула. Ведь она права. Это не только мой дом, но и сына. И Мирона в большей мере, чем мой.

— Я клянусь. Только не переживай, пожалуйста.

— Спасибо, внученька, — старушка пожала мне руку и откинулась обессиленная на подушки.

Я провела весь день в ее спальне. Мы вместе лежали и смотрели фотографии. Бабушка внимательно всматривалась в каждую. Подмечала в двух похожих фотках различия. Читала по изображенным лицам эмоции. Говорила, что она очень хотела бы увидеть Мирона. Этими словами она просто наживо рвала мое сердце. Я тоже мечтала, чтоб сын с ней познакомился. Но это невозможно. В конце концов, мы позвонили Мирону по видео связи. Я убедила старушку, что она прекрасна. Я думала, что они перекинутся общими фразами. Но не тут то было. Бабушка сразу взяла внука в оборот. Начала рассказывать какой у него будет замечательный и большой дом, несколько гектаров частного леса и огромный бассейн на лужайке. Она пообещала, что половина моего наследства будет принадлежать мне и ему. Мирон сначала отнесся к этому равнодушно и сказал, что ему нравится наша квартира. Но бабушка настойчиво доказывала, что когда он вырастит и женится, то сможет переехать со своей семьей в имение. И для них это будут самые лучшие условия.

Я не перебивала речь старушки. Я чувствовала, как ей это важно. Поэтому решила дать ей возможность высказаться. Мирон тоже слушал ее с интересом и уважением. Воспитание сына, это наша с Костиком заслуга. Мирон вырос в спокойствии и любви. Поэтому и сам был достаточно тихим ребенком.

За окном начало темнеть. Мы с бабушкой так наговорились, что мне казалось у меня язык отвалится. А она прям ожила, порозовела. Ей однозначно стало лучше. Меня это радовало и я боялась ее оставить даже на миг, чтоб сбегать в ванную.

— Евочка, давай отдыхать. Завтра с утра я буду ждать тебя и ты мне почитаешь тот роман, что ты говорила, — старушка прикрыла рот рукой и зевнула. Я повторила за ней.

— Хорошо, бабуль. Спокойной ночи. Я буду рядом, если что звони или кричи, — я наклонилась и поцеловала бабушку в лоб, щеки, в губы. Старушка в ответ так крепко прижала меня, что я даже удивилась.

— Спасибо, родная, что успела и помни про свою клятву про дом, — быстро прошептала она мне на ухо.

— Конечно, не переживай.

Я вышла на улицу. Темно и прохладно. Но я не чувствовала что замерзла. Мои ноги несли меня вглубь леса, как можно дальше от дома. Мне было душно и очень тяжело притворяться. Моя единственная родная душа при смерти. Мне хотелось самой исчезнуть, раствориться в природе, лишь бы только не чувствовать пожирающего меня горя.

Глава 6

Я добежала до поляны. На ней стояла ржавая качеля. Я еще помню, как в детстве каталась на ней.

Простая деревянная лавка была грязная и холодная. Но я упала на нее лицом вниз и разрыдалась. Так громко и надрывисто, что казалось голосовые связки порвутся. Здесь в лесной глуши, вдали от дома, я могла дать волю своим чувствам. Я не боялась, что меня кто то услышит. Я плакала долго и с каждой следующей слезинкой мне становилось чуть легче. Будто боль выходила наружу и облегчала мою душу.

Когда я почувствовала, что могу успокоиться и взять себя в руки, я медленно поплелась опять в дом.

На дороге у крыльца стоял черный Майбох. Я даже не сразу обратила внимание, как мужчина вышел с водительской стороны. Он бросил машину прямо перед домом, не загоняя в гараж. Он расправил большие широкие плечи и сделал несколько разминочных упражнений, будто долго был за рулем.

Мне не было интересно кто это приехал. Скорее всего Камиль. Но я не собиралась с ним здороваться и любезничать. Мне сейчас вообще лучше притворяться человеком — невидимкой и не попадаться ему на глаза. Я постаралась пройти у самой стенки дома, чтоб он не заметил меня. Когда я подошла к входной двери, услышала громкий рокот его возмущения

— Эй, ты куда прешь? Бомжей в доме кормят с другой стороны. Где кухня. Вали давай, — я вздрогнула, но продолжила идти, не желая оборачиваться и смотреть на этого мерзавца.

— Бля, ты что глухая?! Шуруй на задний двор, говорю, — прорычал над самым ухом голос от которого мне захотелось зажмуриться и исчезнуть.

Огромная ладонь припечатала мое плечо. Я попыталась вырваться и кинулась к двери. Надо было идти быстрее, тогда я успела бы прошмыгнуть до его приезда. Камиль схватил меня за талию и легко, как пушинку, откинул от входа. Я чуть не скатилась по лестнице. Распущенные длинные волосы, закрыли мое лицо от него. Камиль чуть нахмурился, всматриваясь в меня.

— Какого черта ты творишь?! Что непонятного я сказал. Чего ты прешь в мой дом, как гребанный зомби, — его слова звучали не слишком громко, безэмоционально и холодно. Было похоже, что он сдерживает ярость.

Я молчала. Надеялась, что он бросит меня на пороге и уйдет, а я потом зайду через черный ход. Но Камиль не уходил, а все смотрел и смотрел.

У меня аж ладони вспотели от нервного возбуждения. Еще я чувствовала его фирменный запах духов Dior и его собственного тела.

Вся эта ситуация выбивала меня из равновесия в прямом и переносном смысле. Я еще подвернула ногу и чувствовала, как распухает лодыжка.

— Давай вставай и проваливай отсюда. Кто тебя впустил? Здесь частная территория. Наверное, моя бабка окончательно свихнулась. Она вечно всякую нечесть в дом тащит. Проваливай, говорю, — Камиль пнул меня ногой под задницу. Его начинала забавлять моя беспомощность. Я попыталась подняться, поспешила отвернуть от него лицо. Чуть прихрамывая и держась за поручни, начала спускаться с лестницы. Подальше от этого ублюдка.

— А ну ка стой. Стой, я говорю, — я лишь быстрее пошла от него. Мужчина в несколько шагов подскочил ко мне и развернул к себе, схватив больно за локоть. Он сразу узнал меня, просто не хотел верить в мой приезд.

Я гордо вскинула к нему лицо. Пусть хорошо рассмотрит насколько я по сравнению с ним жалкая беспризорница. Опухшие веки и красный нос от слез, взлохмаченные коричнево — медные длинные волосы, обычный свитер и джинсы.