Книга Цена свободы - Сергей Семенов

К сумеркам погода испортилась. Ветер нагнал полчища туч, и небо гигантским прессом нависло над местностью, будто желало раздавить землю. По крыше забарабанили первые капли, в вагоне стало зябко и промозгло. Поезд то медленно и натужно взбирался на гору, то снова сползал вниз, в долину. Михей вдохнул стылый воздух, закашлялся. Сегодня вечером не дали даже гнилых сухарей. В животе урчало, но нечем было утолить проклятый голод.

Охранники у себя топили буржуйку. Сквозь стук колес Михей слышал, как весело потрескивают дрова. Представлял, что те ужинают, глотал тягучую слюну, пытаясь обуздать мысли о еде. Напрасно. Ему чудились бабкины пироги, наваристые мясные щи из печи и картошка, пышущая жаром. В ноздри лез запах призрачной еды, и парень злился на себя за эти думы, но ничего поделать не мог.

С темнотой дали ненавистную команду, и они снова нацепили «слоников». Михей опять шумно сопел, задыхаясь и проклиная все на свете. В эту ночь он спал без снов. Часто просыпался, стуча зубами от холода, желудок сводило, а в голову лезли совсем уж нехорошие мысли. Парень так отсидел себе ноги, что не мог встать. Одеревенелые конечности стали будто в два раза тяжелее, и даже повернуться получалось с трудом.

Ночью Ромка с Михеем снова жались друг к другу в тщетных попытках согреться. Хлестал по стенам теплушки дождь, и вроде бы где-то далеко, за горными хребтами басовито негодовал гром. Неровно дышал вагон, беспокойная тишина перемежалась стонами и сопением.

– Замерз как цуцик! – жаловался Ромка, стуча зубами. – Околеем тут на фиг!

– Ничего, братишка, потерпи! – подбадривал Михей товарища, хотя холод донимал и его. Казалось, будто ночью весь мир сжался до размеров их тесного вагончика. Когда-то мужики в деревне говорили, что живут они словно в тюрьме – вокруг зараженные радиацией земли и мертвые города. Захочешь – не сбежишь. Но теперь парень понимал, что на самом деле чувствуют узники.

Медленно тащился в неведомое поезд, ползла следом за ними угрюмая ночь. Лезла настырно в душу тоска, глодала нутро, будто оголодавшая дворняга – свиную кость. Михей не выдержал и стянул противогаз. Хоть на полминутки – вдохнуть полной грудью ночного воздуха. Залетела через смотровую щель одинокая капелька дождя, легла точно под глазом. Или это его слеза застыла на щеке?

Уже и не разберешь.

* * *

В обед следующего дня Ромка не поделил сухарь с одним наглым крепышом, обитавшим по соседству с товарищами, около двери. Михею с первого дня он пришелся не по душе – постоянно ворчал, несколько раз даже бросил в их адрес что-то обидное. Тогда обошлось словесной перепалкой, но неприятный осадок и злоба в душе остались. А в этот раз все случилось стремительно и непредсказуемо.

Друг зазевался, ушлый парень вырвал сухарь у него из рук, и хлеб мгновенно исчез в полах плаща ОЗК. От неожиданности Ромка вскрикнул, рванул вперед и повалился на кого-то в темноте. Полилась отборная брань, и товарища с размаху двинули кулаком в скулу. Тот ойкнул и откатился к стене. Но в сумраке вагона Михей все-таки сумел разглядеть черты лица дерзкого. Бросившись на обидчика, он саданул что есть мочи. Противник заревел, вцепился Мишке в волосы на затылке, задрав резину противогаза. Из глаз брызнули слезы, и сильные руки придавили парня лицом к полу. Он замычал, пытаясь вырваться.

– Коооозееел! – яростно зашипела темнота. Казалось, что человек совсем обезумел. В горле у него клокотало, вся злость словно обернулась недюжинной силой, и мужчина остервенело тыкал Михея противогазным фильтром в доски пола. Наконец парень извернулся, и руки вцепились в шею драчуна. Колено Михея натолкнулось на что-то мягкое, и противник отчаянно засипел.

– Хорош! – крикнул кто-то. – Разнимай их!

– Убью, тварь! – хрипело над ухом. И вдруг в вагоне стало светлее. Вертухай передернул затвор, видимо, желая угомонить дерущихся, но в этот момент Михея толкнули, и вместе с охранником он вывалился из душной «темницы» наружу.

Все произошло в мгновение ока. Вертухай впечатал ногу в грудь Михея, и тот отлетел к стенке. Верзила вырос над ним и ткнул стволом в лоб. Парень зажмурился, мысленно прощаясь с жизнью. Холод металла он почувствовал даже через резину. Время растянулось, даже колеса вагона стали стучать будто бы реже и тише.

– Отставить! – раздалось над ухом. – Колпак, выдохни. Этот финт крепкий, в хозяйстве сгодится. Пристрелить его всегда успеешь.

Холодный ствол нехотя отодвинулся. Смерть коснулась ледяными губами, но вдруг передумала, помиловала. Михей медленно открыл глаза, но тут же получил зуботычину, и властный голос приказал «метнуться в стойло». Распахнулась дверь, и вертухай ткнул парня в спину стволом. Миша плюхнулся на пол рядом с Ромкой. Он тяжело дышал, перед глазами все маячил вороненый ствол автомата и яростный взгляд охранника. Парень толком даже не успел осознать, что случилось. Рядом смерть прошла, разминулся всего в паре шагов с костлявой.

– Хватит собачиться! – бросил кто-то из темноты. – Жить хотите или нет? И правда – как зверье. Скоро глотки друг другу грызть начнем.

– Не лезь лучше, – шепнул кто-то сбоку Михею. – Целее будешь. С голыми пятками против автомата не попрешь.

Тот в ответ только невнятно угукнул. Перекипела злоба, и Михей принялся постепенно остывать. Дыхание выровнялось, глаза стали привыкать к темноте.

– Спасибо, братишка, – Ромка стиснул ладонь друга. – Ты только не лезь больше на рожон. Не хочу, чтобы эти твари тебя в расход пустили.

– Не пустят, – усмехнулся Михей. – Погоди, еще отомстим этим гадам.

– Отомстим! – подтвердил Ромка и крепче сжал его руку.

* * *

Проковылял, словно дряхлый старик, еще один день. Колыхающаяся людская масса выдохнула, успокоилась. К вечеру снова посвежело, и узники готовились к долгой и холодной ночи. Смолкли проклятия, иссякли стоны и вздохи.

В желудке урчало, и Михей опять грезил щами и пирогами. Зря надеялись на ужин – видимо, сегодня вечером опять никто не собирался их кормить. Осталось тешить себя надеждами на завтрашний скудный «обед».

Михей старался больше дремать – да и чем можно было занять себя в вонючем, тесном вагоне? Но как только он закрывал глаза, в голову настырно лезли мысли о родной деревне. Они бередили душу, не давали покоя. Как ни повернись – все равно неудобно. Это не дома, на мягкой кровати. Поспит ли он когда-нибудь еще в своей постели?

Поезд натужно пер в гору. Фырчал локомотив, скрипели стальные сцепки, и Михею казалось, что это жуткое путешествие никогда не кончится. Вечно будут стучать колеса, а они – медленно гнить, пока смерть не возьмет свое.

Ночь черной птицей упала на землю, принесла промозглый холод. И парень понял, как он дико измотался. Усталость наконец взяла свое, и он провалился в сон, точно в глубокий колодец. И не мог из него выбраться до самого утра.

* * *

На исходе четвертого дня поезд все чаще стал сбавлять ход. Похоже, они прибывали в пункт назначения. За стенами вагона проплывали сопки, покрытые тайгой. Один раз, изучая в «глазок» окрестности, парень увидел большое озеро да какие-то полустанки – заброшенные, поросшие мелятником[2] и бурьяном. Он чувствовал – скоро их путешествие завершится.