Книга Рождественские игры - Джейн Фэйзер

— На Брук-стрит. Тетя была моей опекуншей. — Джорджиана с плохо скрываемым отвращением ткнула вилкой в реповое пюре. — Я никогда не знала своих родителей, лорд Аллентон. Они умерли, когда я была еще младенцем. Моя опекунша являлась сестрой моей матери, и когда она умерла, меня передали лорду Селби.

И опять горечь. Нед был заинтригован, но не мог же он начать разбираться в противоречиях за этим обеденным столом.

— Но есть и преимущества в здешней жизни, мэм, — сказал он. — Горы здесь прекрасны.

— И долины восхитительны, — продолжила Джорджиана, подцепив вилкой кусочек фазана. — Великолепная рыбная ловля, а охота, как я слышала, еще лучше, и мне не надо слушать об этом еще раз. Вместо этого расскажите мне об Индии. — Она повернулась к нему, и он увидел жадный интерес в ее глазах. Джорджиана Кэри истосковалась по внешнему миру, миру, в котором выросла. А за этой жадностью крылась решительность, которая озадачивала его.

— И что бы вы хотели знать?

Джорджиана задумалась. Она хотела сказать: «Все, что угодно. Все, что не имело бы ни малейшего отношения к этому месту и этим людям», — но чувствовала, что уже достаточно заинтересовала виконта, и не решалась рисковать дальше. Она уже один раз поступила глупо сегодня, поддалась порыву, и теперь, с трудом избежав последствий своего поступка, не могла позволить себе играть с судьбой. Пришла пора снова уйти в тень.

— Там очень жарко, как я понимаю, — сказала она тихим голосом. — И там жарко весь год? Я думаю, это должно быть утомительно.

Нед попытался скрыть свое разочарование. Он ожидал более острого интереса и большего интеллекта. Она же говорила совсем как скучающие мисс, с которыми он встречался в Лондоне и чьи мамочки пытались навязать их ему, самому богатому и самому привлекательному холостяку города.

Смешно, как бывшая «паршивая овца» превратилась в звезду сезона, думал он, скривив губы в иронической усмешке. Поразительно, как получение богатства может изменить брачные перспективы.

Джорджиана заметила улыбку и прикусила язык. При других обстоятельствах она прямо спросила бы его, какая мысль вызвала эту улыбку. Но такой вопрос задала бы Джорджи, а не Джорджиана.

— Я люблю жару, — мягко заметил Нед. — В отличие от многих других. — Он глотнул вина.

— А вы убили тигра, лорд Аллентон? — спросила соседка, сидевшая слева, выразительно содрогаясь. — Вы там были с одним из… о, как они там называют королей? Такое глупое слово, — болтала она, прикрываясь веером.

— Махараджи, — подсказала Джорджиана. — Они называются «махараджи», миссис Эддингтон. И ездят на слонах в чем-то под названием «паланкин». А когда их охотники выслеживают тигра, то убивают его. Очень мужественно, полагаю. Не так ли, лорд Аллентон?

Нед посмотрел на нее с нескрываемым веселым интересом. Ее презрение было настолько явным, что он не мог поверить, будто никто больше из сидевших за столом не расслышал его. Но никто даже не удивился, и Белтон сказал:

— Вы слишком начитанная, Джорджиана. Я всегда это говорил: женщине не следует… высказывать с вои идеи.

— Какие идеи, Годфри? — спросила она сладким голоском. — Вы должны объяснить, чтобы я знала, о чем не надо думать.

И Джорджиана тут же прокляла свой непокорный язык. Она снова рисковала. Не с Годфри, который не понимал сарказм, даже если бы его вбивали ему в голову крикетной битой. Зато этот виконт Аллентон принадлежал к совсем другой породе.

Она сжалась на своем стуле, как будто могла совсем исчезнуть из его поля зрения.

— Нет, это далеко не мужество, — тихо сказал Нед. — Но почему вы пытаетесь спрятаться под стол?

— Я не пытаюсь, — с пылающими щеками упрямо возразила она. Она понимала, что только осложняет свое положение, но прошло два года с тех пор, когда ее беспокоило, что кто-то видит ее насквозь в ее маленьких представлениях. Никто, даже Роджер Селби, не подозревал, что ее покорность и уступчивость неискренни. А этот незнакомец, казалось, за один час точно оценил ее. Но не до конца, напомнила она себе. Этого не могло произойти.

— Моя ошибка, мадам, — сказал Нед с усмешкой и, к ее радости, не обращался к ней, пока на стол не поставили второе блюдо.

— Я должен поздравить вашего кузена: у него хороший повар, — сказал он и взял на вилку кусок цыпленка в сливках. — Удивительно вкусно.

— Почему удивительно? — спросила Джорджиана, помешивая ложечкой мусс из спаржи.

— Насколько я помню, пища в этих краях очень простая, сытная, но никаких деликатесов, — сказал он. — Эта же имеет очень тонкий привкус.

— О, вы можете поблагодарить за это мою подопечную, сэр, — заявил Селби, протягивая руку к графину, лицо у него стало краснее, чем обычно. — Как только вошла в дом, она произвела в кухне настоящую революцию. И она не брезгует время от времени своими руками готовить соус. Разве это не правда, Джорджиана?

— Иногда мне нравится что-нибудь приготовить, кузен, — ответила она.

Годфри разразился грубым смехом.

— И такая вкуснота выходит из рук женщины с аппетитом птички.

— Эти птички, Годфри, в день съедают корма в двадцать раз больше, чем весят сами, — парировала Джорджиана. — Сомневаюсь, что это сравнимо с моим аппетитом.

Раздался общий смех, и Годфри сердито посмотрел на нее. Джорджиана знала, как далеко может зайти, не возбуждая в нем ярость. Годфри не выносил, когда на людях становился мишенью шуток, а собравшееся здесь общество едва ли стало бы сдерживать его. Поэтому она успокаивающе улыбнулась, надеясь, что он остынет, не дойдя до точки кипения. И к ее радости, он пробормотал что-то и уткнулся носом во вновь наполненный бокал.

Нед услышал ее тихий вздох облегчения и почувствовал, как расслабились мышцы ее тела. Что-то здесь происходило, что-то определенно вызывавшее беспокойство. Отчасти Нед жалел, что судьба не занесла его в пургу в какое-то другое место, но сильнее всего его мучило любопытство. Эта потрясающая Джорджиана Кэри была загадкой, которую ему очень хотелось разгадать.

Джорджиана с нетерпением ждала минуты, когда она, выполнявшая обязанности хозяйки дома своего кузена, могла подать дамам знак, что им следует удалиться. Чем скорее она скроется с глаз Годфри, тем скорее тот забудет ее шутку на дне графина.

Наконец Джорджиана оттолкнула свой стул, и в то же мгновение Аллентон вскочил на ноги и подхватил ее под локоть. Остальные женщины вышли следом за ней из столовой, и она впервые позволила себе по-настоящему расслабиться. Женщины не представляли собой для нее угрозы, если не считать скуку, но Джорджиана к этому привыкла.

В гостиной она разлила чай, и как только дамы принялись громко обсуждать сплетни, подошла к пианино. Здесь по крайней мере могла найти мир и покой. Правда, лишь до тех пор, пока не появится Годфри и не потребует сыграть что-нибудь веселенькое, если ей вообще разрешат играть.

Погруженная в музыку, Джорджиана не сразу заметила фигуру, стоявшую немного в стороне. Прислонившись к дивану и сложив на груди руки, виконт пристально смотрел на нее. Ее пальцы застыли на клавишах.