Книга Люфт. Талая вода - Хелен Тодд

– Спасибо.

– Пей, доктор сказал, что это просто простуда и усталость. Несколько дней, и снова будешь на ногах. И не благодари. Это все пустяки.

Роберт сидел возле кровати. Ани, как и тогда в гараже, крепко держала в руках чашку, пытаясь согреться. Сердце невольно сжалось. Он вздрогнул, вспоминая недавнее прошлое. Этой ночью ему вновь будут сниться кошмары. Разваленные дома, пустые бесцветные глаза, вой сирен и стук гильз о брусчатку. Война никогда не покидает жизнь тех, кто смог ее пережить.

И теперь, спустя полтора года, они шли по заснеженным улицам Тальвиля. Роберт – молча, уверенно ступая в сугробы, Аннетт – едва поспевая за ним. Иногда она смотрела на широкую спину Роберта и думала о том, что все чаще видела в нем… безразличие. Страшное чувство подобно острой игле ранило ее все сильнее, пропуская в мятежную душу тяжелые капли тревоги и боли. Мгновение – и свирепый ветер колючими снежинками оцарапал ее кожу. Легкое жжение ненадолго отвлекло от переживаний, заменяя душевную боль физической.

– Слишком темно, я не могу рассмотреть дорогу. – Ани устало вздохнула, ноги не слушались.

– Уже давно слишком темно… Поторопись. – Роберт в два шага оказался возле небольшой деревянной двери и спрятался под широким козырьком здания. – Отнесла все заказы?

– Да, все… – Аннетт приподняла плотную плащевку и показала пустую корзину. – Завтра наконец-то выходной, смогу сшить несколько вещей из накопившихся мешков. В среду ярмарка, должна успеть.

Роберт одобрительно кивнул, но по-прежнему не смотрел ей в глаза. Он поднял воротник пальто, надеясь, что это поможет сохранить тепло. Минута, две, три… Метель разошлась. Стихия не угасала, наоборот, порывы ветра становились сильнее, забиваясь под козырек, прилипая к одежде. Она словно загоняла их в угол, забивала мокрым снегом, так, будто желала спрятать их от вспыхнувшего света в доме напротив.

– Пойдем, переждать не получится. Весь день метет так, словно небо решило выплюнуть все осадки на этот город.

Роберт стряхнул снег с шапки и нырнул в белую вьюгу, так и не дождавшись ответа. Словно знал: Ани просто пойдет за ним. Что ей еще делать?

Крохотная дверь в пекарню едва открылась: пришлось расчистить сугроб. Роберт кинул в кладовую свою ношу и, бросив короткий взгляд на Ани, скрылся на лестнице. Молча. Вновь молча, без эмоций, словно старался оградиться от происходящего, словно его что-то ломало, но Роб не собирался в этом себе признаваться. Или хотел закрыться, чтобы никто не мог увидеть его слабость.

Воскресенье выдалось тяжелым: было слишком много заказов. Пекарня уходила на выходные. По понедельникам они не работали, но в этот раз закрывались почти на неделю. Коул уезжал за продуктами, значит, будут продавать то, что осталось, и работать до обеда. А в среду ярмарка… Молли упрашивала подругу пойти на нее, немного развлечься, отдохнуть, повеселиться. Но Ани эта затея не нравилась. Ей казалось, что все это не то, что так не должно быть. Странное, непонятное предчувствие. Словно они точно не должны были туда идти. Но Мол ничего не сказала. Мало ли, может, это из-за усталости.

Разложив товар, Аннетт еще некоторое время стояла возле печи на кухне, бесполезно пытаясь согреть продрогшие руки. Огонь недавно погас, развеялся дым. Пара часов – и тлеющие угольки потухнут, перестанут отдавать тепло, превратятся в пепел, станут золой…

Глава 2. Порывистый ветер

За горизонтом призрачных воспоминаний. Там, где так легко найти покой, если умеешь искать.

Сегодня пекарня останавливала свою работу перед выходными. На кухне все еще горели печи. От них исходил колючий, иссушающий жар. От недостатка влаги кожа неприятно шелушилась и трескалась, дышать становилось тяжело, и Молли прикусила губу, осторожно делая вдох. Он обжег слизистую, и девушка поморщилась от неприятного ощущения.

Каждый месяц Коул чистил печи: он нагревал их до самой высокой температуры, а затем, после остывания, смывал остатки нагара. В этот день кухню покидали привычные ароматы свежего хлеба, хрустящей корочки, яблочных пирогов, сладкие запахи специй и карамелизированного сахара. Небольшая пекарня становилась ничем не примечательным домом, и если посмотреть на нее с тыльной стороны, то никогда не скажешь, что за обшарпанной дверью и покрытой мхом штукатуркой может скрываться столько тепла.

С парадной стороны пекарня преображалась. Тут она никогда не была домом-коробкой. Скатная крыша из бордовой черепицы выделялась среди темных, практически черных соседских кровель. Серый кирпич играл оттенками, а большие окна и слегка облезшая краска на деревянных рамах придавали особый уют. Легкая непринужденность. Простота, которая манила пройти в широкие и тяжелые двери. Вокруг витал насыщенный аромат свежей выпечки. Сладкий, нежный, теплый. Но больше всего пекарню выделяло большое окно. Настолько огромное, что, казалось, занимает весь первый этаж. В детстве Молли представляла его в виде плитки шоколада, разделенной на несколько квадратных кусочков. За ним висели короткие кружевные занавески, сквозь которые частично просматривался прилавок, наполненный хлебом и булочками, и часть большого стеллажа. Содержимое полок привлекало внимание любого ребенка и порой даже взрослых. На деревянных полках за тонким стеклом красовалась коллекция миниатюрных машин и мотоциклов. На верхней можно было разглядеть парочку самолетов и несколько игрушечных медведей.

На кухне становилось невыносимо жарко. Стрелка духовки показывала максимальную температуру. Молли, предварительно взяв в руку прихватку, выключила печи и, наспех взглянув на часы, поспешила к отцу на второй этаж.

– Хорошо, пусть остынут, вечером вымою, – он строго взглянул на дочь. – Сама не лезь. Прошлого раза хватило.

– Я могу сегодня пойти на ярмарку? – Молли вытерла пот со лба и с осторожностью взглянула на отца.

– Как знаешь.

Коул расстегнул тугой ворот рубахи, а затем закатал рукава, обнажая уродливый шрам на левом предплечье. При ярком свете рубец отчетливо прорисовывался на слегка смуглой коже.

– Хотелось бы развеяться… с тех пор, как наши двери открываются в эту серость… сил никаких нет.

– Хорошо. Приготовишь ужин, закроешь кассу и свободна. – На строгом лице не появилось ни одной эмоции. – И напомни Аннетт, чтобы отнесла заказ Нордманам. Они не терпят опозданий.

– Спасибо. – На радостях Молли крепко обняла отца.

От него привычно пахло потом, мылом и одеколоном. Простая, но выстиранная одежда все еще хранила отголоски ароматов мяты и ромашки. Молли подкладывала крохотные мешочки с этими травами в шкафы. Так моль не портила вещи.

– Иди, не успеешь ведь. – Он бережно сжал девичьи плечи и убрал выбившуюся прядь вьющихся волос. – Я не вправе отнимать у тебя прогулки, но будь осторожна.

– Хорошо.

Деревянная дверь захлопнулась, и Молли поспешила обратно на кухню. Суп уже готов, но ей хотелось приготовить на завтра тушеную картошку. Так останется больше времени на отдых.