Книга Лес великого страха - Мария Гинзбург

Так называли особенно холодную зиму, случившуюся лет двести назад. Тогда земля промерзла так, что на ней ничего не уродилось. Темным эльфам приходилось есть размоченную березовую кору, печь хлеб из лебеды и заниматься прочими кулинарными изысками, вроде супа из крапивы.

Халлен выставил на стол прихваченную в кухне миску с пирогами, чтобы убедить Энедику.

– Откуда ты здесь? – спросил он, чтобы сменить тему.

– За две недели до Мидаёте я вспомнила, что уже сто лет не была в Бьонгарде, – ответила эльфка, жуя. – И мне захотелось на карнавал… ах, Халлен, я уже сто лет не надевала шелкового платья! Но тебе этого не понять. Риск не такой уж большой, последние полгода мандречены не проводят войсковых операций. Зато я услышала, как смеется Тавартэр – он встретил в Бьонгарде своих родичей…

– Да, говорили, что Армия Мандры скоро покинет Железный Лес, – кивнул Халлен, не желая углубляться в разговор о Тавартэре. Но необходимо было признать, что партизану очень повезло. Нандор жили на самом северо-востоке Железного Леса, на берегу залива Полумесяца. Их крайне редко можно было увидеть где-нибудь еще, кроме дельты Гламранта. Халлену хотелось бы знать, почему Тавартэр вообще подался в Ежи.

– Мы тоже приехали на карнавал, – продолжил Халлен. – Рингрин с ребятами двинулись к Морранту, как только узнали, что случилось в Куле. Хотелось бы знать, какой ублюдок на это подписался…

Энедика ахнула и выпустила пирожок.

– Они к вам тоже приходили?

– Кто?

– Такой, с бородавкой?

– Да, – кивнул Халлен. – Я был с Рином на переговорах. Он отказался, сказал, что мы партизаны, а не наемники. Значит, они обращались и к тебе?

Эльфка кивнула.

– Я их тоже послала, – произнесла она. – А ты почему здесь?

– Загулял, – ответил Халлен.

– Я своих тоже неделю собирала по кабакам, – понимающе кивнула Энедика. Сморщившись, она добавила: – Это ужасно, мы стали пить, как мандречены… И все из-за войны. Хочется расслабиться, отрешиться от всего – и из-за этого мы потихоньку превращаемся в нацию алкоголиков.

«И лислореров», подумал Халлен, но вслух вместо этого сказал:

– Утром сегодня собирался идти догонять. Тропы-то я знаю.

– Пойдем с нами, – сказала Энедика.

Им было по пути – отряд Энедики контролировал северные подступы к Ежовскому краю, тогда как отряд принца охранял юг.

– А пойдем, – ответил Халлен. – Мне совершенно все равно, с кем вместе стрелять по мандреченам, лишь бы лук не рассыхался от простоя…

Эльфка улыбнулась.

– Можно спросить тебя еще кое о чем? – осведомился Халлен. – Почему ты подобрала вампирку? Вряд ли бы Морана узнала, что это вы проходили мимо сегодня ночью.

– Костюм этой девушке шил тот же портной, что и мне, – ответила Энедика.

Она наклонилась к эльфу и продолжала свистящим шепотом:

– Старый Инглер – кожемяка… И когда я увидела ее там, на дороге, мне вдруг показалось, что если я сейчас не помогу ей, то умру так же, как она – в этом же костюме, с разорванной грудью, и никто, никто не поможет мне. Все равнодушно пройдут мимо.

Энедика смотрела на него сверху вниз глазами, полными слез. Но как бы эльфка ни была напугана видением, о котором рассказывала, думала она сейчас совсем о другом.

«Что ты скажешь, если поймешь, почему я так быстро узнала тебя сегодня? Ведь мы не виделись три года», думала партизанка. – «И почти два года из них я смотрела в такие же глаза, как твои, только на очень маленьком личике… Ты был не самым лучшим из моих любовников, Халлен, но ты подарил мне то, чего не смог никто другой. Самой высшей радостью, которую я испытывала в жизни, я обязана тебе, это совсем не безумный трах у крепостной стены, когда я разодрала себе всю задницу. Но вы, мужчины, такие непредсказуемые существа. Тавартэр может рассердиться, ты можешь потребовать права на ребенка. Я скажу тебе перед тем, когда мы расстанемся. Я хочу довести отряд до заимки, и мне совсем ни к чему в команде два петуха, расфуфыривающие хвосты друг перед другом».

Как бы слаб ни был Халлен, от близости женского тела кровь ударила ему в голову… и еще кое-куда. Женщины последнее время интересовали его все меньше и меньше. Он наблюдал за смертью собственного темперамента с отстраненным любопытством наблюдателя. Но когда Энедика прижалась к нему, оказалось, что это просто были не те женщины. Халлен не знал, как ответить ей. Но уж ни в коем случае не теми словами, которые первыми пришли на язык:

«Не только Морана, оказывается, обладает даром предвидения. Да, ты спасла себя, когда помогла вампирке. Я даже знаю, на чью жизнь будет обменяна твоя. Я с радостью погибну за тебя, и не потому, что люблю. Хотя и это тоже. Просто мне пришла пора умереть. О боги, я счастлив умереть за ту, в чьих глазах я навсегда останусь великолепным Халленом, Халленом – ликующим с руками по локоть в крови, Халленом – убийцей мандречен. Тот Халлен теперь превратился в кожаный мешок с костями, но тебе совсем необязательно знать об этом …».

Он сказал:

– Мне тоже иногда видится… разное. Не принимай близко к сердцу.

Халлен усмехнулся и добавил:

– Надо принять закон, запрещающий воевать больше ста лет подряд. Иначе к тому дню, когда война закончится, в Железном Лесу не останется ни одного эльфа в здравом уме.

– Надо бы, – согласилась Энедика. – Но кто сможет принять закон, которому подчинятся Ежи? Разве что Рингрин.

– Кстати, он уже думает об этом, – сообщил Халлен и налил себе чаю.

Обоз должен был покинуть Келенборост так, чтобы этого никто не заметил, и поэтому выступали затемно. Наемникам отвели первый фургон из пяти. Когда оси повозки тоненько заскрипели, Крюк растолкал Гёсу, а сам вместе с остальными остался дрыхнуть в тепле. Гёса выпрыгнул на дорогу, поежился от утреннего холода и проснулся окончательно.

– Затяни клапан, комары налетят, – напутствовал его Крюк сквозь многоголосый храп.

Гёса затянул шнуровку и двинулся в обход фургона. Тот ехал медленно, и обогнать его не составило никакого труда. Гёса вскарабкался на свое место рядом с возницей. Кроме крыла боевых ведьм и десятка экенских наемников, для охраны каравана были наняты три сидха-проводника. Один из них сейчас и правил повозкой. Благодаря сидхам удалось избежать превращения каравана в расцвеченную факелами процессию. Темные эльфы видели ночью ничуть не хуже, чем днем, благодаря своим вертикальным, как у кошек, зрачкам. Гёса завернулся в плащ и задремал. В высоте зашумели ветви деревьев. Экен понял, что обоз вступил в Лихой Лес. Наемник решил все-таки досмотреть грубо прерванный сон, и ему это удалось. Гёса вернулся в объятия благосклонной и нежной гурии. Когда загомонили птицы, экен душевно распрощался с гурией и открыл глаза. На караван пока никто не нападал, но в любой момент мог явиться начальник экспедиции, капитан Арга, и проверить несение службы.