Книга Цветы под дождем и другие рассказы - Розамунда Пилчер

«Немедленно возвращайся домой», — было написано в телеграмме, которую отправила ей разъяренная мать, но Китти не вернулась. Со случайными попутчиками она уехала на юг Франции, где познакомилась с совершенно неподходящим — опять же, по всеобщему мнению — мужчиной.

Звали его Теренс. Он был грубый, неотесанный ирландец из графства Корк и управлял в Сан-Тропе небольшой компанией, предоставлявшей напрокат яхты. Некоторое время Китти работала вместе с ним, а потом привезла Теренса в Англию знакомить с родителями. Они, конечно, были против и стояли насмерть, так что случилось неизбежное: Китти вышла за него замуж.

— Но почему? — спросил Том у своей матери, когда та сообщила ему эту невероятную новость. — Он же просто забулдыга. Что за муж из него выйдет? С какой стати она вышла за него?

— Понятия не имею, — ответила мать. — Ты знаешь Китти лучше меня.

— На нее всегда можно было действовать только пряником, — заметил Том, — но не кнутом.

— Жаль, что ее родители этого не поняли, — сказала мать.

Однажды, возвращаясь в Лондон после выходных, проведенных в Сассексе, он заехал повидаться с Китти и ее мужем; они жили в лодке на Хэмбл-ривер, и Китти была беременна. И лодка, и сама Китти выглядели так, будто еле-еле держатся на плаву, так что Том, ничего такого не планировавший, пригласил Китти вместе с мужем где-нибудь поужинать. Вечер прошел ужасно. Теренс немедленно напился, Китти трещала без умолку словно заведенная, и Тому не удалось промолвить ни словечка. Он выслушал ее, заплатил по счету, помог Китти затащить Теренса обратно на борт и уложить в койку. Потом он распрощался с ней, сел в машину и поехал в Лондон. Позднее ему сказали, что она родила мальчика. Больше они не виделись. Пожалуй, Том опасался оказаться втянутым в ее дела.

Однажды, когда он был еще совсем молоденьким юношей, Мэйбл сказала, что Тому стоило бы жениться на Китти. Идея показалась ему смехотворной, отчасти потому, что Китти была ему как сестра, отчасти потому, что мысль о женитьбе его сильно смутила — в девятнадцать лет мало кто всерьез размышляет о серьезных отношениях и о браке.

— Почему ты так говоришь? — спросил он Мэйбл, удивленный тем, что она решила обсудить с ним столь деликатную тему.

— Ты единственный человек, с которым она считается. Если ты говоришь ей что-то сделать, или наоборот, не делать, она слушается. Конечно, родители никогда толком не умели с ней обращаться. Она могла бы многого добиться, если бы они позволили ей идти своим путем.

— Она такая непоседа, что у меня просто не хватит сил за ней поспевать, — сказал Том.

Он вот-вот должен был ехать в Кембридж, и шестнадцатилетняя вертушка-кузина никак не вписывалась в его планы. Ему хотелось завести роман с женщиной постарше, более изящной и сексуальной, — иными словами, найти кого-нибудь поинтересней.

— Она не всегда будет такой, — заметила тетя Мэйбл. — Со временем она станет красавицей.

— Поживем увидим.

Дорога серой лентой разворачивалась перед ним. Он миновал Ньюкасл и теперь катил по просторам Нортумберленда. Потом съехал с шоссе и двинулся вперед по грунтовке, обсаженной буками, которая бежала между заросших вереском холмов с маленькими деревушками. День клонился к вечеру. Солнце садилось, полыхая розовым сиянием и заливая малиновым изнанку тяжелых дождевых облаков, между которыми кое-где проглядывало аквамариновое небо дивной прозрачной чистоты.

Наконец он добрался до Кинтона, объехал приземистое квадратное здание церкви, и перед ним открылась главная улица. Низенькие домики, магазинчик и пивная. Самая обычная деревушка, но в конце улицы, за мощенным булыжником подъемом возвышалась арка ворот, а за ними начиналась окруженная крепостной стеной усадьба размером с поле для регби, на другой стороне которой стоял замок: четырехэтажный, квадратной формы, с башнями, напоминающими перечницы, — романтический, загадочный, волшебный.

Жилище той самой тетушки Мэйбл.

Старшая сестра отца Тома, страстная любительница лошадей, не слишком красивая и прагматичная до кончиков ногтей, она, казалось, была обречена на участь старой девы. Однако, когда ей было около тридцати, любовь — ну или что-то весьма похожее — внезапно вторглась в ее жизнь. На соревнованиях по выездке в Бэйсингстоке она познакомилась с Недом Киннертоном, согласилась выпить с ним по кружке пива в павильоне и через месяц вышла замуж.

Члены семьи не знали, радоваться или печалиться по поводу этого брака. По всему Гемпширу надрывались телефоны, всем не терпелось обсудить последние новости.

Разве не здорово, что она наконец нашла себе мужа.

Он ее вдвое старше.

Ей придется жить в громадном неотапливаемом замке в Нортумберленде.

Это его фамильный замок. Принадлежит Киннертонам уже много поколений.

Только представьте тамошние зимы! Надеюсь, они не пригласят меня пожить у них.

Но Мэйбл полюбила Кинтон так же крепко, как любил его Нед. Бог не благословил их брак потомством, что было весьма печально, ведь они могли бы стать прекрасными родителями, однако, словно пытаясь хотя бы отчасти компенсировать ошибку природы, полчища племянников и племянниц со всей страны на каникулы слетались в имение Неда и Мэйбл и полностью захватывали замок. Мэйбл ничего не имела против — только бы дети не обижали ее животных. Им предоставлялась полная свобода, и они карабкались на крепостные стены, спали в палатках под раскидистым кедром, играли во взятие крепости, выливая воображаемое кипящее масло через бойницу над парадной дверью, купались в заросшем камышами озере позади замка, вырезали себе из прутьев лук и стрелы и падали с деревьев.

После смерти Неда все ждали, что Мэйбл уедет из Кинтона. Однако единственный родственник мужского пола, на которого можно было переложить ответственность за поддержание замка в надлежащем виде, переехал жить в Австралию и неплохо там устроился, поэтому Мэйбл осталась. Необязательно отапливать все комнаты, сказала она и заперла чердачный этаж, а лестничную клетку отгородила старым одеялом. Хорошо, когда друзьям есть где посидеть, — и кухня перекочевала из подвала, больше напоминающего подземелье, на первый этаж, и в ней даже появился технический лифт, который, правда, никогда не работал. В остальном жизнь текла так же, как прежде. В доме по-прежнему было много детей — они уже стали подростками и продолжали расти не по дням, а по часам. По-прежнему на длинном столе красного дерева накрывались обильные трапезы. По-прежнему везде крутились собаки, полыхал огонь в каминах и пылились заткнутые за рамы зеркал фотографии с обтрепанными уголками.

Кинтон. Конец пути. Машина медленно одолела мощеный подъем, проехала под аркой ворот. На них висела дощечка с объявлением: «Замок находится в частной собственности, и в нем сейчас живут. Желающие могут его осмотреть, но въезд на машинах запрещен. Пожалуйста, постарайтесь не пугать собак».

Сразу за воротами начиналась просторная слегка неухоженная лужайка. Дорога разделялась и огибала ее с двух сторон, а потом смыкалась снова у величественного парадного входа. Стены, окружавшие усадьбу, некогда были частью укреплений замка; в трещинах каменной кладки росли дикая валериана и желтофиоли, которые насеивались самостоятельно и на следующий год снова цвели.