Книга Посреди жизни - Дженнифер Уорф

Через несколько дней она уже могла говорить, но мы ничего не понимали. Зато мы сумели усадить ее на кровати, и она получила возможность рассмотреть других пациентов. В ее глазах читались испуг и недоверие, а при приближении врачей она по-прежнему испытывала сильнейший ужас. Мы, медсестры, пытались покормить ее, но она наотрез отказывалась, и нам не удалось уговорить ее даже попить.

«Если и дальше так пойдет, нужна будет очередная капельница с физраствором. Нельзя так долго обходиться без жидкости», – сказала старшая сестра. И вечером, когда пришел Славек, она попросила его убедить маму попить хоть немного. Но и у него ничего не вышло. Оказывается, она боялась, что мы отравим ее, и он не мог ее разубедить. Она соглашалась поесть и попить, только если он сам принесет ей что-нибудь. Он так и сделал, и она действительно начала потихоньку есть и пить.

На седьмой день сняли швы и убрали дренажную трубку. Состояние миссис Ратцки казалось стабильным. Во время очередного обхода мистер Картер сказал, что если все пойдет хорошо, то колостому можно будет закрыть на десятый день после операции. Он был уверен, что дело идет к полному выздоровлению.

Начинался девятый послеоперационный день. И тут медсестра, дежурившая ночью, сообщила, что пациентка очень беспокойна, ей явно больно. Старшая медсестра зашла в палату и увидела, что миссис Ратцки согнулась пополам от боли и жалобно стонет. Участился пульс, подскочила температура, а живот вновь стал неестественно твердым. Больную рвало – обильно, без позывов. Сестра не на шутку встревожилась и вызвала хирурга. Это случилось в пять утра, и, когда всего спустя десять минут доктор прибыл, он уже увидел больную в состоянии шока, а частота пульса и температура продолжали расти. Все происходило очень быстро. Пациентку вырвало еще раз, на этот раз фонтаном; эта была зеленоватая жидкость с желчью.

Вызвали ординатора, которому хватило беглого осмотра.

– Снова непроходимость! Живот резко раздуло от газов и жидкости – это может быть из-за паралича кишечника. Нужно немедленно доставить ее в операционную. Я поговорю с Картером, а вы, сестра, предупредите всех, что будет срочная операция на брюшной полости.

Он повернулся и приказал санитару:

– Дайте ей побольше морфина и немедленно начните отсасывание из желудка. Нужно будет опять переливание. Пока мы не связались с банком крови, подготовьте хотя бы плазму.

В экстренных ситуациях ординатор был на высоте – уверенный, быстрый, решительный, он умел брать на себя ответственность и командовать остальными. Эту операцию он провел самостоятельно. Часть кишечника оказалась парализованной, ее раздуло от газов, а область первоначального заворота из-за спаек прилегала к изгибам толстого кишечника. Появились признаки гангрены, так что пришлось удалить сигмовидную и прямую кишки и закрыть анальное отверстие. Колостома вместо временной стала постоянной.

Вечером Славек пришел навестить маму и застал ее в том же положении, что и девять дней назад, разве что без трубки в трахее. Он был растерян и подавлен. Что случилось? Ему только сказали, что его мать пришлось вернуть в операционную для дальнейшего лечения.

И с тех пор все не ладилось. Миссис Ратцки была совсем плоха. Две масштабные операции и наркоз в ее возрасте взяли свое. Две недели она была на волосок от смерти, но мы всеми силами поддерживали ее. Три или четыре дня продолжалась откачка содержимого желудка, две недели ей ставили капельницы. Глотать лекарства она просто не могла, приходилось делать уколы. Живот опять раздуло, и пришлось ввести в брюшную полость троакар с трубкой, чтобы выпустить газ. Все проводилось под местной анестезией, но она была слишком слаба, чтобы сопротивляться. Рот, язык и горло были покрыты язвами еще долгое время после удаления назогастрального зонда. Мочевой катетер надо было сменить для промывки, и она пыталась сопротивляться, но сил уже не было. Вдобавок у нее развилась инфекция мочевых путей, а это означало дополнительные лекарства.

Потом была инфекция дыхательных путей – а значит, еще лекарства и еще уколы. Кашлевой рефлекс был слишком слабым, и мы вызвали физиотерапевта, чтобы стимулировать кашель с помощью упражнений, пальпации и постурального дренажа[5]. В таком ослабленном состоянии ее сердце плохо работало, и мы давали ей кардиостимулирующие препараты. Она так долго лежала в постели, что у нее появились пролежни – мы обрабатывали их каждые два часа, но предотвратить их появление не могли. Рана после второй операции выглядела так, словно уже никогда не заживет. Все это в сочетании с колостомой источало отвратительный запах, так что иногда к несчастной трудно было даже подойти.

Доктора приходили и уходили. Они постукивали ее по животу, слушали, обсуждали свои предположения с коллегами, спорили. Они брали кровь миссис Ратцки на анализ, чтобы измерить уровни гемоглобина и лейкоцитов, затем – чтобы узнать электролитный баланс. Они проводили анализы мочи и мокроты, зондировали отверстия, обсуждали скорость оседания эритроцитов.

Они продолжали приходить и уходить, однако спустя несколько недель они приходили все реже, а уходили все быстрее. Как мне кажется, медицинские консультанты и особенно хирурги воздвигали между собой и пациентами невидимый барьер. До и во время операции они были на высоте как профессионалы. Однако после операции они немедленно отдалялись. Только хирург-практикант, самый молодой из докторов, проводил с нашей пациенткой хоть какое-то время.

Но, честно говоря, для миссис Ратцки больше ничего нельзя было сделать. Дважды доктора проводили срочные операции, чтобы спасти ее от верной смерти, а теперь поддержание ее жизни стало нашей задачей. Этим мы, медсестры, и занимались – день за днем, час за часом.

Нас особенно огорчало, что миссис Ратцки так безумно нас боится – ведь обычно медсестры никому не внушают страха. Мы расспрашивали Славека, в чем может быть дело. По его словам, мама вообразила, что она в нацистском лагере, где врачи ставят эксперименты над людьми. Он пытался объяснить маме, что она сейчас в Англии, находится в больнице только из-за тяжелой болезни и мы помогаем ей идти на поправку. Но ничего не вышло: она была уверена, что мы ставим над ней опыты, и показывала на свой живот.

– Посмотри, что они сделали со мной! Разрезали, вытащили мои внутренности, – она указала на свою колостому. – Они трогали меня в таких местах – даже не хочу говорить, что они делали! Ты не поверишь! Они перерезали мне горло, ты же видел! Сын мой, я тебе говорю: это медицинские опыты, это дело дьявола. Посмотри на них – ни сердца, ни души, ни капли жалости! Они просто машины и работают на дьявола.

Миссис Ратцки была очень выносливой – как физически, так и морально. Почти все мужчины ее семьи погибли в войнах и восстаниях, мирной жизни она практически не видела, и у нее была единственная цель – сохранить то, что осталось от семьи. Во время Второй мировой войны она побывала в концлагере, среди холода, голода и жестокости. И каким-то чудом выжила, хотя смерть была со всех сторон.