Книга Не только демоны умеют любить - Ашира Хаан

Яре не хотелось возвращаться домой. Головой она понимала, что если Игорь вернется, то больше ему некуда деться, но все равно без него там было неуютно и страшно, так и осталось ощущение того страшного утра, когда он пропал.

Яра вдруг почуяла в ветерке неприятный гнилой запах, похожий на запах лилий. Ее мама очень любила лилии, а Даша морщилась. Когда мама умерла, она скупила все лилии в окрестных магазинах и навсегда запомнила запах морга и кладбища именно таким. Еще ей казалось, что так пахнет гниющая плоть — она стала обходить один подземный переход, где часто сидел нищий и с ногой у него было что-то нехорошее, раз она так пахла.

Яра огляделась и ее передернуло от резко похолодевшего ветра. Она шла вдоль той самой больницы, куда сегодня не повезли Дашку. Там не горело ни одно окно. Темно-красное здание, в полумраке и вовсе черное возвышалось готическим замком, необитаемым, темным, страшным.

Вроде бы логика подсказывала, что на фасад скорее всего выходят окна офисов — поликлиники и административных помещений, а все важное спрятано во дворе, где тише и чище, а жуть все равно не развеивалась. Захотелось перекреститься и вознести хвалу, что Дашку сюда все-таки не повезли.

Яре казалось, что вокруг здания какая-то зона особой тишины, плотной и глухой, ватной. Не шумит ветер, не слышно птиц — хотя за забором видно яблоневый сад. И вдобавок эта тишина расползается за пределы кованой ограды — иначе чем объяснить, что Яра не услышала ни шелеста шин, ни стука дверей, ни шагов того, кто положил ей руку на плечо?

Правда ее вопль тишина украсть не смогла — и он будто снял заклятие. Сразу включили звук:

— Эй, я же не хотел!

— Владик, мы сейчас ее обратно повезем, я чувствую.

— Я же топал!

— Подтверждаю, он топал. Девушка, вы задумались просто?

— Да… Я задумалась, — ошеломленно ответила Яра, глядя на высокого неуклюжего Влада и высовывающуюся из Скорой Алину. — Не ожидала никого увидеть.

— Слышь, Васильич, надо было крякалку включить!

— Тогда бы мы ее точно обратно повезли.

— Так, ша! — Алина спрыгнула на дорогу. — Девушка, как вас там? В общем, мы на станцию едем, хотите, подбросим? А то пешком тут часа два.

— Меня Ярослава, — Яра приподняла край своей длинной юбки и присела в глубоком реверансе. — И я буду очень благодарна. Ночной город хорош, но я уже насладилась.

— Какое интересное имя. Сейчас мальчиков так стали называть, а девочек я не встречала. Отец сына хотел?

— Ну что вы, — Яра забралась внутрь Скорой, ей вручили термос — и она не нашла в себе сил отказаться, даже поняв, сколько там в чае коньяка. — Папенька очень был рад дочери и желал воспитать из меня помесь русской валькирии и красны девицы.

Залезая за ней, Алина оглянулась на темное здание больницы. Лицо ее было встревоженным. Яра тоже бросила последний взгляд — ей показалось, что в самой высокой башне с круглым куполом, должно быть, домовой церкви, показался огонек. Ну, что ж, если и правда церковь, в четыре утра мог уже прийти священник. Алина быстро захлопнула за собой дверь и постучала по водительскому сиденью, мол, гони, ямщик.

— Надо было Ольгой называть. Как княгиню! — подал голос Васильич. Он уже мчал по ночным улицам мимо мигающих оранжевых светофоров.

— Ольгой звали папенькину первую любовь, а мама у меня была валькирией не в шутку, так что он не решился, — улыбнулась Яра. — С тех пор зовут Ярой, когда нужна валькирия и Славой, когда девица.

— И за последнее ты убиваешь, — уточнила без вопросительной интонации Алина, и Яра кивнула.

— И как, папа доволен результатом? — спросил простосердечный Влад, более эмпатичная Алина, его пнула в голень, почувствовав напряжение в голосе новой знакомой.

— Он умер, когда мне было пять.

— А мама? — снова влез бестактный Влад и снова получил от Алины.

— Вот так о работниках скорой и разносятся слухи — циничные твари, мол, черствые и бессердечные, — заметила она.

— Все нормально. Мама сильно горевала и, когда мне исполнилось восемнадцать, просто ушла и не вернулась. Тело так и не нашли.

Все помолчали.

— Экий у нас мрачный катафалк, — с уважением сказала Алина.

— Типун тебе! — рассердился Васильич. — Кто ж такое говорит!

— А! — беспечно бросила Алина. — После этой смены плановое техобслуживание с переоснащением. Считай, новая тележка будет. А за оставшиеся два часа…

Она не успела закончить — включилась и зашипела рация.

— Два типуна! — рыкнул Васильич, но рация смолкла, но Алина уже прикусила язык.

— Не буду, пожалуй, гневить, в самом деле.

— Приехали, кстати, — заметил Васильич. — Владик, ты там проводи девушку до лифта, мало ли.

Девушка фыркнула, но все равно было приятно. Она помахала всем на прощание и зашла в подъезд. Влад прислонился к стене плечом и неловко пряча руки, спросил:

— Ты это… не замужем? Парень есть?

И сразу веселое настроение погасло, сбилось.

— Есть, — буркнула Яра и зашла в лифт. Ждать, что он спросит еще, не стала. Дома зашла в пустую темную квартиру, воняющую спиртом и лекарствами, уронила Дашину сумку на пол, сползла сама и тихонько завыла, заскулила, враз пораженная затаившимся было черным горем.

Coda

Демон не мог просто ждать.

Бессмертный, бесконечно сильный — потенциально — он болел нетерпением как весенней простудой.

Пока нет редких вещей, зацепленных эмоциями, встроенных в новый мир — нельзя начать ритуал.

Но можно раскинуть сеть, пустить корни, опутать город и превратить его в часть себя, знать и чувствовать все, что происходит в каждом сантиметре его щупалец, а не только на сотню метров вокруг, как сейчас.

Демон отправил стражей искать тех, кто станет маяками.

Автономных, живых, полных энергии — чтобы привязать к ним себя, проникнуть внутрь и потом распустить обратно, зараженных демонским ядом.

Стражам было тяжело, но почти все справились.

Некоторых пришлось заменить.

5

Даша не только выпустилась из реанимации, не только сбежала из палаты, но и успела настрелять сигарет и теперь флиртовала с мальчиками в курилке у отделения пульмонологии. Это она умела всегда — сделать как-то так, что мужчины приносили все нужные ей прямо сейчас ресурсы. Хотя не была ни красива: полтора метра мальчишечьей фигуры, мелкий бес на голове, и сама вся мелкая как бесенок, ни сексапильна — никогда не носила юбки, не красилась, не умела томно мяукать. Скорее была «своей», тем и притягивала. Вероятно поэтому же собственно отношения у нее катастрофически ни с кем не складывались и в свои тридцать пять она никогда и ни с кем не делила дом. И кажется, была этим счастлива.