Книга Турнир Тринадцати женихов - Ольга Шестрова

Ножками он тоже расставлял книги, поэтому серые атласные башмачки ровными рядами стояли под шкафами, пока Филадельфиус быстро носился по библиотеке с пачками книг в руках и ногах, легко таская своё длинное тельце, состоящее из множества сегментов. Я честно спросила у папы, почему в нашей библиотеке работает гусеница? И когда Филадельфиус станет бабочкой?

— Глупышка, Филадельфиус не гусеница, он — светлячок, — улыбнулся папа.

Теперь я знала, что под серым бархатным камзолом библиотекарь прячет прозрачные крылья, а иногда читая какую-то интересную книгу, зажигается неярким зелёным светом от восторга.

— Мы танцевали, — честности на физиономии Финиста можно было только позавидовать.

Врал он всегда именно с честнейшим выражением лица.

— Ладно уж танцуйте, пока молоденькие, — успокоился библиотекарь. — А зачем заходили-то?

— За книгой легенд. Нам нужен ещё один экземпляр, — ответила я.

— Сейчас, — кивнул Филадельфиус и быстро вскарабкался на серебристо блестящую лесенку к самой высокой полке.

Оттуда полетела пыль клоками, а потом упало несколько книг.

Мы с Финистом успели отскочить.

— Осторожно! — запоздало предупредил библиотекарь, спускаясь, к животику он прижимал огромный пыльный затянутый в уголках паутиной фолиант.

— Это мне! — хором сказали мы с Финистом.

— Мне! — я умоляюще смотрела на Филадельфиуса.

— Конечно, вам, принцесса Александра, — улыбнулся он мне и попытался сдунуть пыль с книги.

В меня попало с десяток пауков, но я получила самый полный сборник легенд Первого королевства.

— Значит, знакомство с Офелией отменяется? — погрустнел Финист.

— Нет. Я слово держу, приходи завтра с утра к моим покоям, плащ надень потеплее, — улыбнулась я, таким смешным выглядел опечаленный и растерянный королевский шут.

ГЛАВА 2 Распорядитель «Турнира тринадцати женихов»

— Где ты бродишь, дочь непослушная? — отец уютно устроился в моём кресле, закутав ноги всё тем же белым покрывалом.

— Пап, я ведь могу не выходить за него замуж? А? — я села к отцу на колени, и он осторожно обнял меня. — За победителя то есть.

— Тебе двадцать два года, ты — взрослая и разумная девушка, — начал он напевать на мотив моей любимой колыбельной, осторожно покачивая меня в такт, — конечно, если победитель не понравится, мы откупимся.

— Замечательно, — обняла я его.

— И не беда, если заплатим половиной королевства, — продолжал всё в том же ритме старинной колыбельной папа.

— А тебе жаль полкоролевства? А я? Я пропадать должна из-за вашего идиотского «Турнира…»? — я представила мою тайную любовь — Викториана Дэнса — второго магического советника короля в объятиях жены и заплакала от досады и огорчения по-настоящему.

— Такой вечер, полетели? — шепнул отец, знал, чем утешить меня мгновенно.

— Отвернись, — буркнула я.

Отец хмыкнул, заметив, что купал меня в серебряной ванне собственноручно.

Я не стала ехидно напоминать, что это было, когда мне исполнился год, а открыла нараспашку окно.

Снежинки закружились по комнате, казалось, именно они унесли нас в небо. Звёзды прокалывали серебром лучей тучи, синий снег летел вкось, ветер трепал перья. Я чувствовала себя счастливой.

Пусть, Вик достался этой уродине, значит, он не был меня достоин. Ведь я всё равно лучше его жены!

— Как чудесно летать под звёздами в вихре ледяных снежинок! — закричала я отцу.

Он кивнул. Мой папа всегда был молчаливым, а уж в небе и двух слов не говорил.

Я смотрела на его ярко-синие перья. Белая луна, медленно выплывшая из туч, освещала моего отца так хорошо, что все оттенки от бледного фиалкового на хохолке до глубокого цвета ирисов на крыльях были отлично видны.

Я стала разочарованием семьи, превратившись в золотую жар-птицу в первом же обращении. Золотая птица прекрасна, но это не синяя птица — символ удачи. Именно потому, что нашей династии сопутствовала удача, мой прапрапрадед получил трон Первого королевства.

И тут я. Не синее счастье, а недоразумение! Пусть и золотое!

Мы вернулись умиротворёнными и довольными друг другом. Отец умел обращаться в одежде, я закуталась в его старенький плащ.

И тут… Сказать хотел, папа внимательно посмотрел мне в глаза:

— Распорядителем «Турнира…» будет Викториан Дэнс.

Папа успел захлопнуть дверь, вазочка, которую я бросила в него, разбилась о деревянные створки в хрустальную пыль.

— Это надо такое придумать! — вопила я. — Я буду сталкиваться с этим советником чаще, чем со своей отвратительной камеристкой!

— Что ты орёшь? — только одному человеку я позволяла так себя вести со мной.

Точнее она не была человеком — Офелия, призрак из моих личных покоев. Сейчас она водила прозрачной ладонью над сверкающей хрустальной пылью. А на полу появилась изморозь.

Призраки несут с собой холод и тьму.

Скоро вазочка матово блестела заиндевелыми выпуклыми боками.

— Офелия, не надо, а то я её ещё раз разобью, — тихо сказала я.

Горло ныло из-за воплей. Совесть болела из-за того, что я посмела так вести себя с папой.

Но Офелия махнула в сторону вазочки, и та послушно взлетела на стол.

— Говорят, три кольца уже нашли своих хозяев, — меланхолично проговорила Офелия.

— И когда мы их увидим? — я надела ночную рубашку и легла в постель.

Зубы стучали от холода даже под пуховым одеялом.

— Думаю, завтра прибудут. Один из Третьего королевства, двое из столицы, — Офелия зевнула.

— Тебе что… — вздохнула я, — ты уже умерла и давно. А у меня вся жизнь впереди. И какая это будет жизнь, если мне в мужья достанется чернорабочий?!

— Ах! Что ты? — Офелия присела на край моей кровати, это было неприятно, но я позволяла ей многое, — не будет там чернорабочих. Пока все трое — дворяне.

— Как это? — удивилась я, выстукивая зубами весёленькую дробь.

Бельё на кровати покрылось густым слоем инея.

— Так, сама посмотришь, — подмигнула Офелия, это подмигивание было равно самому весёлому смеху человека. — Давай-ка я тебе почитаю легенды.

Офелия поманила огромную книгу пальцами. Страницы перелистывались по щелчку. Под историю о великом рыцаре Оланде и его волшебном роге, оправленном в золото, я заснула. Но сны мои были неприятными. Я то падала куда-то в темноту, то карабкалась по отвесной скале, то скакала на коне по густой грязи, думая об одном: «Не запачкать бы амазонку!»