Книга Все случилось на Джеллико-роуд - Мелина Марчетта

– А нельзя просто посадить цветы в другом месте?

– Нет, в другом нельзя, – тихо сказал Вебб.

Джуд достал из кармана остальные семена, каждый взял по одному, и они все вместе принялись сажать маки на обочине Джеллико-роуд.

Каждый день он возвращался в одно и то же время, и каждый день его ждала вся компания под предводительством Вебба, чья жизнь столь разительно отличалась от жизни Джуда. В то время как детство Вебба, наполненное простыми радостями, казалось идиллией, Джуд с ранних лет привык к безразличию. Вебб читал фантастику, Джуд – реализм. Вебб считал, что домик на дереве – это отличная возможность взглянуть на мир с другой точки, в то время как Джуд видел в нем приспособление для слежки и выявления угроз. Мальчики спорили о спорте и текстах песен. Там, где Джуд видел грязную и мокрую долину, Вебб видел Бригадун[1]. Но, несмотря на все это, они сумели найти общий язык и, когда вечерами забирались в домик на дереве и говорили о мечтах и чувствах, все остальное теряло значение. И постепенно мир, в котором жили Вебб, Фитц, Тейт и Нани, стал для Джуда центром вселенной.

На следующий год, когда автобусы кадетов въехали в Джеллико, Джуд с нетерпением ждал знака. Знака, который даст понять, что в этом году все будет как в прошлом. Почти весь год он думал о них. Не окажется ли, что они успели разлюбить друг друга? Похожа ли Нани на привидение, как прежде? Не вляпался ли Фитц в неприятности? А вдруг они переросли эту дружбу с ним?

Но все четверо были там, на ступеньках центрального магазина Джеллико, куда кадеты всегда заезжали за всем необходимым. Джуда ждали.

– Кто это? – спросил у него кадет, сидевший рядом.

Джуд бросил взгляд на лицо Вебба, сияющее широкой улыбкой.

– Это мои лучшие друзья. Друзья на всю жизнь.

Глава 3

На моей памяти территориальные войны всегда были частью школьной жизни. Не знаю, кто их развязал впервые. Горожане говорят, что все начали кадеты из Сиднея, которые приезжают сюда каждый год уже лет двадцать, наверное. Каждый сентябрь они разбивают лагерь прямо под боком у школы Джеллико на шесть недель и проходят подготовку в походных условиях. Мы утверждаем, что войну начали горожане, потому что они считают весь Джеллико своей собственностью. Ну, а кадеты во всем винят нас, потому что мы якобы не умеем мирно сосуществовать с кем-то на одной территории. Я знаю лишь, что войны начались восемнадцать лет назад, потому что так написано в фиолетовой книжечке. В ней основатели изложили правила, составили карты и указали границы.

Война длится только шесть недель в году, пока кадеты здесь, и, если честно, в ней больше раздражающего, чем волнующего. До города приходится добираться вдвое дольше, потому что почти все удобные тропы принадлежат кадетам. Примерно в это время учителя начинают читать нам нотации о том, как важны прогулки на свежем воздухе. Правда, никто не в курсе, что старшие на всех факультетах запирают младшие классы в корпусах, чтобы те случайно не забрели на вражескую территорию. Это точно никому не нужно, потому что, когда кадеты уезжают, а горожане возвращаются в свои кроличьи норы, начинается настоящая война. Факультеты устраивают междоусобицу, особенно если кто-то виноват в утрате территорий. Три года назад, когда я сбежала с кадетом, Рафаэлла и Бен отправились искать меня и зашли во владения горожан. Из-за этого мы лишились Молитвенного дерева. Рафаэлла и Бен стали изгоями, и, когда я вернулась, мы почти не разговаривали. А потом вообще перестали. И вот теперь мы вместе стоим во главе школы и готовимся к войне.

Целую неделю кадетов замечают вблизи от нашей северной границы. До их лагеря примерно километр, так что они явно показываются нам специально, желая запугать. По правде говоря, это отлично срабатывает из года в год. Главы остальных факультетов требуют от меня немедленной реакции на поступающие разведданные, но школа Джеллико уже страдала от собственных непродуманных действий, и будь я проклята, если повторю ошибки своих предшественников.

Рафаэлла едет домой на выходные, и я передаю через нее сообщение предводителю горожан с предложением встретиться. Ответа нет, так что начинается игра в кошки-мышки. Ожидание войны убивает. Мы не знаем, когда нам нанесут первый удар, не знаем, чем все закончится, и сидим как на иголках. Иногда мне хочется выйти на улицу и закричать: «Ну давайте уже!» – чтобы напряжение наконец прекратило нарастать.

Но хуже всего на другом фронте – на внутреннем. Политика школы всегда предписывала главам факультетов заботиться об остальных учениках с помощью других старшеклассников и куратора. Все школьники знают, что будущего главу факультета определяют еще в седьмом классе, а затем пять лет готовят к этой роли. Но каждый год мы проводим выборы и притворяемся, что главы факультетов и предводитель всей школы избираются «народом и для народа». Учителя в это верят. Они все довольно молодые и недогадливые. Большинство приезжают сюда всего на три года по обязательному распределению, так что никто не успевает выявить никаких закономерностей. Но в исполнительности им не откажешь. Всякий раз, когда кто-нибудь с Локлана забывает прийти на тренировку, репетицию или дебаты, учителя донимают меня. Сами ученики, начиная с младших классов на первом этаже и заканчивая одиннадцатым классом на третьем, все время чего-то ждут от меня, и это бесит. Ко мне идут с вопросами о том, кому сегодня можно смотреть телевизор, кто дежурит, сколько можно посидеть за компьютером, когда стирка. Вечные слезы, ссоры, истерики и тревоги. И Ханна куда-то пропала. Я ужасно злюсь, что она бросила меня одну со всеми проблемами. Она как будто мстит мне за то, чего я ей наговорила в последний раз. Раньше Ханна все свое свободное время проводила в Локлане, помогая главе факультета, но теперь, когда эти обязанности легли на мои плечи, она исчезла.

Ко мне в дверь стучится десятиклассница.

– У Эви из седьмого класса начались месячные.

– И что?

– Поговори с ней, она плачет.

– Сходи к Рафаэлле.

– Ее сейчас нет. Где Ханна? Почему перекличку проводит мисс Моррис?

– Я не знаю, где Ханна.

Взгляд десятиклассницы ясно говорит: «Ты хоть что-нибудь вообще знаешь?»

– Я схожу за Ханной, – говорю я наконец, лишь бы от меня отстали.

Вот только когда я подхожу к ее кабинету и поворачиваю ручку, выясняется, что там заперто. За время, проведенное в школе Джеллико, я не помню, чтобы дверь Ханны хоть раз оказывалась закрытой. Я решаю про себя, что это просто такой способ выразить свое недовольство, хотя в глубине души сомневаюсь: Ханна не склонна к истерикам. Я уже собираюсь пойти наверх, когда вижу, что ко мне приближается Джесса Маккензи. Поэтому я выхожу на улицу, запрыгиваю на велосипед и устремляюсь к недостроенному дому у реки.