Книга Октавиан Август. Революционер, ставший императором - Адриан Голдсуорси

Ни опыт, ни комфорт не гарантировали Атии безопасности. Деторождение было делом опасным и для матери, и для ребенка, и многие дети, родившиеся в тот день, появились на свет мертвыми или умерли через несколько дней. Скончались и многие из матерей. Девять лет спустя двоюродная сестра Атии, Юлия, умрет после родов, разделив через несколько дней судьбу своего ребенка – и это несмотря на то, что ее муж был одним из самых богатых и могущественных людей в Риме. Детородные годы были, вероятно, наиболее опасными в жизни женщины.

С Атией все обошлось благополучно. Она удачно разрешилась от бремени, и ребенок родился здоровым. Когда повивальная бабка положила мальчика на пол, чтобы осмотреть его, признаков уродства или других проблем не обнаружилось. Затем новорожденного передали отцу. Римская традиция давала отцу, paterfamilias, право жизни и смерти над всеми домочадцами, хотя в крайней форме оно применялось в это время редко. Тем не менее во власти Гая Октавия было принимать или не принимать нового ребенка в семью. Он сделал это с готовностью, показав мальчика родственникам и друзьям, собравшимся в ожидании, или тем, кто явился с визитом, как только узнал о рождении младенца. Гай Октавий уже имел двух дочерей (старшая из них – от первого брака). Дочери были полезны для честолюбивого политика, поскольку брачные союзы, осуществлявшиеся с их помощью, помогали приобрести и политических союзников. Однако только сын мог сделать карьеру в публичной сфере, следуя по стопам отца, или даже суметь превзойти его и увеличить славу родового имени.

На домашних алтарях зажгли огонь, были принесены жертвы богам семьи и домашнего очага – ларам (lares) и пенатам (penates), а также иным божествам, особо почитавшимся семьей. Когда гости возвратились в свои дома, они совершили тот же самый ритуал. Одним из визитеров был, несомненно, тридцатисемилетний дядя Атии, Гай Юлий Цезарь, честолюбивый сенатор, который уже успел приобрести известность. Недавно он одержал победу в ходе отчаянной борьбы на выборах на наиболее высокий и престижный жреческий пост великого понтифика (pontifex maximus). Эта должность носила прежде всего политический характер, и Юлий Цезарь не демонстрировал глубоких религиозных чувств. Тем не менее, подобно многим римлянам, он придавал большое значение традиционным обрядам. Ритуал окружал римских аристократов в течение всей их жизни, и благополучное рождение ребенка было удачей для сенаторской фамилии и ее связей.[12]

В сущности, у широкой общественности не было особых оснований уделять много внимания случившемуся, поскольку Гай Октавий принадлежал к числу малозначительных сенаторов. Лишь много позднее, когда мальчик вырос и стал Августом, получили хождение рассказы о знамениях и даже прямых предсказаниях о будущем величии новорожденного. Светоний приводит немалое число подобного рода историй, многие из них невероятны, а некоторые откровенно абсурдны. Среди таковых – утверждение о том, будто одно из пророчеств предсказывало рождение царя Рима, побудившее сенат издать запрет выкармливать мальчиков, которые родятся в этом году, чтобы не позволить им выжить. Закон, как утверждается, заблокировала в техническом смысле группа сенаторов, чьи жены были тогда беременны.[13] Однако дело только в том, что законодательная система при республике функционировала по‑другому – было бы удивительно, если бы Цицерон не упомянул о такой жестокой и спорной мере, а потому ее можно считать романтической выдумкой. Не более правдивы и истории, явно восходящие к легендам об Александре и других героях, которым не подобало иметь отцов‑людей. Так, уверяли, будто Атия пришла в храм Аполлона для совершения ночных ритуалов и осталась там спать в своих носилках. Появился змей, всполз на нее и оставил на ее бедре пятно, подобное змеиной коже. Проснувшись, она почувствовала необходимость совершить очищение, словно только что вступала в соитие, ибо только физически очистившись, можно было входить в храм. Не в силах удалить пятно с кожи, она перестала посещать общественные бани, а через девять месяцев родила сына.

Гай Октавий чувствовал себя счастливым и без этой мистики. Дни рождения играли важную роль в римской культуре и праздновались на протяжении всей жизни человека. Сентябрь был седьмым из десяти названий месяцев римского лунного календаря, поскольку в архаическую эпоху год начинался в марте, месяце бога войны Марса, когда легионы выступали в поход. 23 сентября было для римлян девятым днем до октябрьских календ, поскольку они использовали систему, основывавшуюся на днях до или после трех ежемесячных праздников – календ (первый день месяца), нон (седьмой) и ид (тринадцатый или пятнадцатый в зависимости от месяца). В отсутствие числа «ноль» сами календы считались нулевым днем, а 23 сентября включалось в последние девять дней.

Для римлян это был шестьсот девяносто первый год от основания города (ab urbe condita) Ромулом, если более конкретно – время консульства Марка Туллия Цицерона и Гая Антония. Два консула были высшими магистратами с равною властью и пребывавшими в должности двенадцать месяцев. Республиканская система имела целью предотвратить сосредоточение в руках одного человека высшей или постоянной власти, поскольку никто не мог добиваться переизбрания на одну и ту же должность раньше, чем через десять лет. Кандидат, чье имя стояло первым в избирательном бюллетене, упоминался первым, когда упоминались консулы при обозначении года. Консулов обычно выбирали из представителей очень небольшого числа влиятельных фамилий, таких как Антонии. Случай же с Цицероном был необычным, поскольку он являлся первым человеком в своем роду, который стал римским политиком, и первым «новым человеком» (homo novus), добившимся консулата более чем за поколение.

Гай Октавий тоже был «новым человеком» и надеялся повторить успех Цицерона.

Консулы обладали старшинством в отношении полномочий в чередующиеся месяцы, и так случилось, что 23 сентября в сенате председательствовал Цицерон. Светоний утверждает, что Гай Октавий прибыл туда с опозданием из‑за рождения сына, хотя, так как при этом задается время и место действия другой истории, в которой предсказывается рождение повелителя мира, нам стоит относиться к этому рассказу с осторожностью. Возможно, этот инцидент является полностью вымышленным, хотя нет ничего невозможного в опоздании Гая Октавия или в том, что сенаторы обсуждали слухи о заговоре, связанные с одним из их товарищей, Луцием Сергием Катилиной. Повсюду ходили слухи о мятеже, и в центре многих из них фигурировал Катилина, который летом проиграл консульские выборы на следующий год. Если в сенате действительно обсуждался этот вопрос, то в тот момент он все равно не предпринял никаких мер, и потребовалось какое‑то время, прежде чем это пришло сенаторам в голову.[14]