Книга Пламя и шелк - Петра Шир

Отец иронично усмехнулся.

– Ну да, любезно и вежливо.

– Разве не так? – Она наморщила лоб.

– Картина богата оттенками, милое мое дитя!

– Так, может быть, мне нужно было встать перед ним на колени и выпрашивать милостыню? – Она сама услышала, как в ее голосе проскочили бунтарские нотки.

– Нет. Просто принимай его таким, какой он есть. Ты его не изменишь. По его мнению, женщине место не в конторе, а за плитой.

– Или у детской люльки.

– Или это, да. – Ее отец тихонько вздохнул, в третий раз попытавшись найти более удобное положение. – Помоги мне встать. Я боюсь, что если сейчас немного не пройдусь, то потом вообще не смогу поднять свой зад.

– Конечно, отец, вот, обопритесь на мою руку.

Мадлен молниеносно бросилась за костылями отца и помогла ему подняться. После того, как почти четыре года назад, когда почтовая карета, в которой ехал отец, попала в ужасную переделку и он сломал левую ногу и левую же кисть, он мог передвигаться только на костылях, да и то с большим трудом. Приглашенный тогда из Бонна хирург отрезал ему ногу чуть ниже колена, а на кисть наложил шину. После этого три из пяти пальцев срослись вместе и оставались неподвижными.

Тем не менее он постепенно восстанавливал силы и сейчас чувствовал себя довольно хорошо. Первые два года после несчастного случая он был настолько слаб, что Мадлен приходилось практически самостоятельно вести все дела в конторе. Девушку поддерживали разве что Вильгельми и некоторые верные друзья. Среди них были и фон Вердты, несколько поколений которых не только занимались торговлей, но и вели банковские дела и продавали поручительства другим купцам. Ей довелось учиться на ходу, чтобы доказать, что торговое дело ее отца осталось таким же, каким оно было всегда: успешным и уважаемым.

– Хотите сделать пару шагов на улицу? – предложила она. – Постепенно эта дикая жара идет на спад.

– Да, я думаю, это хорошая идея. Дай мне костыли.

– Проводить вас?

– Только до двери.

– Как хотите, отец. – Со смешанным чувством облегчения оттого, что ее отец наконец-то снова был в состоянии хоть как-то передвигаться, и беспокойства вследствие того, что он все чаще становился замкнутым и задумчивым, она стояла у двери и смотрела ему вслед, наблюдая, как он медленно, но целеустремленно двигался на своих костылях вперед. Отец остановился возле соседей и тепло поприветствовал хозяйку дома, Грету Хамахер.

Удостоверившись, что отец сможет и дальше передвигаться без посторонней помощи, Мадлен вернулась в контору и села за стол, чтобы закончить с записями в бухгалтерской книге. Затем она взяла в руки стопку деловых писем, уже тщательно рассортированных отцом по степени их срочности. Она с головой ушла в чтение и составление ответов и только уголком сознания отметила, как ее мать вместе с младшими сестрами Марией и Марианной, которую все звали просто Янни, вернулись из похода за покупками. Ее шестилетний брат Маттис озорничал и хохотал, как обычно. Наверняка он снова получил от кого-нибудь на рынке новую игрушку, которую обязательно захочет тут же показать поварихе Йонате и служанке Бридлин.

Эти звуки она проигнорировала так же, как и шелест юбок, когда обе ее сестры проскользнули мимо открытой двери конторы, чтобы отнести свою добычу, как они любили называть покупки, наверх, в свою спальню. Это наверняка были заколки и гребни, которых и так уже накопилось предостаточно что у семнадцатилетней Марии, что у двенадцатилетней Янни, но им все казалось мало.

Мадлен небрежно заправила выбившуюся прядь волос за ухо и прищурила глаза, задумавшись над особенно хитроумной формулировкой. Составление деловых писем было для нее искусством, овладению которым Мадлен отдавала немало сил. Проблемой для нее были не сами по себе буквы или слова, нет. Сложности провоцировали фразы и обороты с неким подтекстом, которые иные деловые партнеры отца использовали как оружие на войне. Разумеется, велась эта война большей частью на бумаге, но когда дело доходило до переговоров, предложений и цен за лучшие ткани, тогда купец в своих хитроумных стратегиях и расчетах превращался в настоящего фельдмаршала личной битвы.

Спустя какое-то время в доме снова стало тихо, но Мадлен и этого почти не заметила. Дело шло к вечеру и, скорее всего, ее сестры помогали Йонате на кухне, а мама занималась с Маттисом чтением или арифметикой. Хотя в Райнбахе и была народная школа, в которую Маттиса собирались отправить только с осени, отец хотел, чтобы мальчик получил первые важные базовые знания еще до школы. Такое же образование получили и все три его дочери, из которых только Марианне предстояло провести за партой еще два года.

Никто не ждал от школы глубокого всестороннего образования, хотя оба тамошних учителя и прилагали немало усилий, чтобы вбить те немногие знания, которыми они сами обладали, в головы своих учеников. Этот процесс не всегда был приятным, потому что один из учителей, старый Теодор Коррес, упорствовал во мнении, что ребенок может прилежно учиться только с помощью розог. Мадлен слишком хорошо запомнила те мерзкие маленькие прутья, с которыми ей, как и другим одноклассникам, регулярно приходилось встречаться, причем не важно – заслуженно или нет.

Отец Мадлен был намного образованнее большинства жителей Райнбаха. А все благодаря своему отцу, который когда-то отправил его учиться в Кельнскую гимназию. После этого Герлах Тынен много лет путешествовал по разным странам и учился мастерству торговли тканями у своих иностранных партнеров. Он говорил на многих языках и учил этому дочерей, пусть и с переменным успехом. Мадлен занималась языками с усердием и практически свободно общалась на английском и голландском. Французский же нравился ей не так, хотя этот язык приобретал все большее значение. Земли у Рейна были захвачены французами, поэтому их язык стали использовать даже в официальных учреждениях.

Мария, хотя и любила французский, была слишком ленивой, чтобы овладеть им в совершенстве. Возможно, это было связано и с тем, что отец старался в первую очередь обучить дочь деловому языку, тогда как Марию больше привлекали цветистые формулировки, которые использовали в своих речах дамы и кавалеры при дворе.

Янни начала изучать языки совсем недавно, и пока было еще не совсем понятно, есть ли у нее талант к этому или нет.

К счастью, следующее письмо, которое Мадлен взяла из стопки первоочередных, было на родном языке. Оно пришло от Германа Леера, торгового партнера из Амстердама, который когда-то был гражданином Райнбаха, но потом ему пришлось бежать отсюда из-за ложного обвинения в колдовстве. Мадлен нравились письма пожилого мужчины, который очень дипломатично и в то же время весьма настойчиво излагал суть своих пожеланий, при этом еще и успевал поделиться интересными новостями со всего мира. Обвинение против него – оно казалось нелепым даже Мадлен – так и не сняли, поэтому Леер давным-давно не приезжал на родину, даже спустя десятилетия после того страшного в своей мерзости времени охоты на ведьм. Только его дети изредка заскакивали в город проведать родственников и знакомых.