Книга Щит и вера - Галина Пономарёва

* * *

На следующий день вся семья Зыковых собралась в большой горнице в доме у Афанасия Тихоновича. За вечерним столом сидели сыновья с жёнками и детьми, а также сам Афанасий со своей женой Евдокией. На правах старшего Афанасий Тихонович прочёл письмо батюшки. Наступила полная тишина, напряжение по поводу принятия сложного для семьи решения воцарилось с первых строк читаемого послания Тихона Савельевича. Афанасий не торопил с высказываниями мнений сыновей. Женщины сидели, потупив свои взоры, у невесток заблестели слёзы на глазах. Лица Фёдора и Матвея были суровы. Они понимали, что батюшка уже принял решение, каждый из них думал о сборах и отъезде семей. В наступившей тишине первым, как полагается, заговорил Афанасий Тихонович.

– Что скажете, дети? Неволить вас не стану. Своё же решение я принял: батюшкино слово для меня праведное. Так тому и быть. Мы с матерью покинем Москву. Слово за вами. Фёдор, – обратился он к старшему сыну, – твоё решение какое?

– Тятя, известно, какое. Я перечить тебе не стану. Ведь, если останемся на Москве после твоего непослушания и тайного отъезда, что нас здеся ждёт? Пытошная! Смерь неминуемая! Тяжко покидать родные места, но моя семья поедет с тобой, – решительным голосом сообщил о своём решении старший сын.

– И мы, тятя, тоже отъедем с тобою, – продолжил младший сын. – И нам дело на реке Выг найдётся, а здеся – только пропадать.

– Вы, сыны, должны понимать, что путь на Москву будет заказан навсегда, что чина дворянского мы будем лишены, сольёмся с народом и будем крестьянствовать, как простые люди. Даже мне не приходилось жить такой жизнею. А вашим деткам учиться можно будет только в домашних стенах, которые ещё тоже воздвигнуть надобно будет. Жизнь придётся начинать сызнова, будто родиться заново. Оно так и есть, служить будем Господу Богу. Край тот суров нравом и климатом, тоже нелегко придётся. Спасибо вам говорю, сыны мои, что поняли меня и поддержали. Два дня всем на сборы тайные, а вечером, как стемнеет, третьего дня тронемся с обозами. Такое моё слово и решение. А сейчас почивать пойдём, утром на государеву службу заступать. Жёнки, дочки мои любезные и супруга моя, разлюбезная Евдокия Микитична, не плачьте, не горюйте, ведь мужья и дети ваши будут с вами, остальное трудами нашими устроится. В добрый путь! – заключил Афанасий Тихонович.

После этих слов все встали, перекрестились на образа, как это делалось перед принятием серьёзных решений, и пошли по своим опочивальням на ночлег. Всем предстояла волнительная и бессонная ночь. Кто ж заснёт после всего пережитого, только разве несмышлёныши – ребятишки!

* * *

Два дня, отведённые на сборы, пролетели, наступил день отъезда. Перед дорогой провели большой молебен в отчем доме и двинулись в путь. Дорога предстояла дальняя, дён этак пять-шесть, как если с погодой сладится. Вечером третьего дня, как и было говорено Афанасием Тихоновичем, тучный обоз семейства покинул Москву.

Весть об исчезновении Зыковых быстро распространилась по Москве. Передавались слухи о бегстве семьи к староверам в непокорённую северную землю. Кое-кто говаривал, что призвал сына старый Тихон Савельевич, который достиг почитания со стороны раскольников в том суровом крае.

Реакция со стороны регентши, великой княжны Софьи Алексеевны, не заставила себя долго ждать. Согласно подготовленному государеву указу Зыков Афанасий Тихонович и его сыновья Фёдор Афанасьевич с сыновьями и Матвей Афанасьевич с сыновьями лишались навсегда чина дворянского. Им запрещалось пребывание в Москве, а усадьбы семейные подлежали сожжению, домашний скарб и утварь, земельные наделы поступали в государеву казну. В назначенный день вся Москва пришла смотреть на устроенное пожарище, уничтожившее вековой дом семьи Зыковых. Кое-кто из Боярской думы, служилые люди втайне сочувствовали Афанасию Тихоновичу и дивились мужеству семьи Зыковых, избравшей нелёгкий путь служения Богу по старым заветам. Долго не могла успокоиться Москва и обсуждала эту новость. Боярская дума, приняв жёсткое решение, боялась смуты, но всё обошлось, и жизнь Москвы вновь пошла по старому руслу.

* * *

Вот и Выг. Шумит непокорная речка каменистыми порогами, перевалами, каменными выступами, пенится студёная вода. Много родников и ручейков, кои начало своё берут в мёрзлой земле, питают эту, казалось, небольшую реку. Местами и вовсе почти уходила она в каменистую землю, показывая своё непроходимое каменистое русло. По берегам лежали огромные серые валуны, отшлифованные за века холодными ветрами. Берега реки заросли низенькими, будто карликовыми, сосёнками и берёзками. Солнышко грело, но от речной воды шла прохлада, словно север дохнул студёным воздухом. Ночи стояли светлые, вроде день продолжался, а темноты ночной так и не наступало. Чудно всё было.

Проехали несколько скитов. Провожатый монах, инок Прокопий, всё дальше и дальше уводил новых московских переселенцев. Дорога была нелёгкой. Женщины и дети вымотались, все с нетерпением ждали завершения пути. Наконец показалось Зыковское урочище.

– Приехали, родненькие, приехали ужо! – радостно оповестил Прокопий о завершении большого пути.

Обозники подъезжали к большим деревянным столбам с такою же перекладиной, а от них отходили в обе стороны деревянные укрепы, изготовленные из древесных стволов. Путники заехали вовнутрь крепостного укрепления. По обе стороны стояли большие, высоко поднятые от земли деревянные срубы со слюдяными оконцами. Люди высыпали из изб и низкими поклонами приветствовали приехавших. Женщины были повязаны тёмными платками поверх таких же тёмных одежд, мужчины снимали шапки в уважительном поклоне. Домов было много. В центре скита стоял молитвенный дом с церковным куполом вместо крыши.

– Вот здеся батюшка ваш, Афанасий Тихонович, и совершал духовные службы да обряды. Недалеко от храма Господня и могилка его. Щас подъедем поближе, – радостно говорил провожатый Прокопий.

Обозники подъехали ближе к церквушке, возле её сруба был виден земляной холм, в центре которого стоял большой деревянный крест, украшенный резной крышей и домиком, предназначенным для обитания души усопшего. Вокруг могилы росли аккуратно вкопанные земляные пласты с цветочками. Место было чистым и ухоженным. Обоз остановился. Афанасий Тихонович с сыновьями вошли в храм, женщины оставались у телег со скарбом.

Внутри храма стояла прохлада, горели свечи, возле иконы Иисуса Христа висела лампада. Все стены были увешаны иконами, многие из них хорошо были известны Афанасию с детства, он их сразу узнал, но появились и новые. Главный иконостас был изготовлен из меди, начищен и сверкал, словно золотой. Всё было строго, скромно, благостно, без лишнего блеска. Лики святых смотрели на вошедших в молебный дом сурово и строго, как бы предупреждая о нелёгкой жизни, которая поджидает здесь всяких новых обитателей. Перекрестившись, отбив земной поклон, Зыковы вышли на улицу. Прокопий не стал заходить с ними в храм, поджидал их вместе с обозниками на улице.

– Неподалёку дом вашего батюшки, там и расположитесь пока. Дом большой, вместительный, всем места хватит. А за лето наши мастера поставят вам и сыновьям новые дома, – продолжал свои пояснения Прокопий.