Книга Конь бледный - Валентин Леженда

Шершень почувствовал, что сходит с ума. Снова и снова… Где правда, а где ложь? Как её отличить? Кто играет с ним в эти грязные злые игры?

В любом случае внутри вертолёта оставаться было нельзя.

Шершень бросил робкий взгляд на контейнер для артефактов Тяжеляка. Неужели он и впрямь нёс к Периметру солидный хабар? Проверять не хотелось. Почему-то Шершень был уверен: стоит ему только коснуться мертвеца, как тот вдруг оживёт и вцепится скрюченными одеревенелыми пальцами в его горло.

Нет-нет, нужно немедленно бежать отсюда, бежать куда угодно, только подальше от проклятого вертолёта.

Быстро собрав все свои вещи и поудобней перехватив тяжёлый автомат, Шершень выскочил из десантного отсека наружу. В Зоне заметно потемнело. Приближался вечер. Пережидать ночь в Тёмной долине вне надёжного убежища — чистое самоубийство.

Шершень ускорил шаг. Он отказывался думать о том, что с ним сейчас происходит. Потому что всё это не поддавалось никаким объяснениям. У него была цель — добраться до Периметра, всё остальное сейчас не имело значения. Он подумает потом, когда окажется в тепле и безопасности. Но есть ли для него теперь такое место?

Шершень не знал.

Вся его жизнь казалась ему мутной цепочкой слабо связанных друг с другом чёрных эпизодов. Сколько душ он загубил на своём долгом пути в Зоне? Шершень честно пытался припомнить, обозначить конкретную цифру. Но конкретной цифры не получалось. Быть может, всё, что творится с ним сейчас, это справедливое наказание за пролитую кровь. Пролитую кровь отнюдь не мутантов, а обыкновенных людей, пытающихся жить по правилам оголтелой волчьей стаи. Скольких он убил просто так, в спину, опасаясь, что пробирающийся через Зону попавшийся на пути незнакомец без разговоров первым откроет огонь. Он не знал их имён, не видел их лиц, так было намного проще. Ведь стрелял не в конкретного человека, а устранял возможную опасность, зелёную точку на узеньком мониторе ПДА.

Рано или поздно за это должна была настать страшная расплата. Кто-то должен был прийти к нему однажды и сказать, мол, пришла пора отдавать долги, а их за эти годы накопилось очень и очень много.

Шершень снова подумал о Боге, пробираясь сквозь укрытый серыми сумерками лес. Ведь он, по сути, никогда в него не верил. Не верил во всемогущее всепрощающее существо… Или он снова всё путает? Путает сына Бога с самим собой? Казалось, в таком месте, как Зона, сама мысль о вере была чем-то совершенно неуместным, чем-то, что следовало без зазрения совести оставить где-то там за Периметром, на Большой Земле, как часто называли сталкеры нормальную незаражённую территорию.

О какой вере можно говорить, когда ты способен спокойно забрать жизнь незнакомого тебе человека только потому, что тебе показалось, что он, возможно, сам захочет тебя убить? О каком Боге можно думать, когда вокруг тебя шныряют дьявольские твари, словно специально вышедшие из пышущей огненным жаром преисподней? В этом месте не было Бога, в этом месте царило Зло. Но не то зло, определение которому можно было найти в мудрых христианских книгах… Нет, это было совсем иное зло, не имеющее ничего общего с человеческой природой, зло, пришедшее совсем из иного мира, чужого, жестокого, враждебного. Там, в этом мире, наверняка всё было по-другому, и то, что здесь сходило за добро, возможно, там считалось страшным преступлением.

— Здесь нет Бога… — прошептал Шершень, уже едва разбирая землю под ногами. — Здесь царит страх… не у кого просить защиты… потому что Тот, Кто Может Услышать, тут абсолютно глух…

В нём самом тоже не было Бога. Он даже не знал, есть ли у него нательный крестик. Да и был ли он крещён? Кто отпустит его грехи, если он вдруг внезапно умрёт?

КТО ЗДЕСЬ ОТПУСТИТ ЕГО ГРЕХИ?!

Не попадёт ли он после смерти сразу же в ад, минуя все возможные прощающие грешников инстанции?

И в какой ад можно попасть из этого страшного места?

Словно в кошмарном бреду, Шершень метался среди растопыривших влажные лапы деревьев. Он был абсолютно дезориентирован. Он не знал, куда идёт.

Это казалось немыслимым, но его ПДА не работал, что означало только одно — неминуемую и страшную гибель. Наверное, он закричал бы от отчаяния, если бы не опасался привлечь внимание уже наверняка вышедших на охоту ночных тварей.

Когда через час беспорядочных блужданий сталкер опять вышел к разбившемуся вертолёту, его волосы поседели. Внутри пузатого Ми-24 определённо кто-то был. Что-то в глубине десантного отсека глухо ворочалось, словно пытался неуклюже подняться на ноги окоченевший мертвец.

Шершень побежал, беспорядочно стреляя из автомата. Вырывающийся из короткого дула огонь на время вернул ему рассудок. Следовало остановиться и решить, что делать дальше. Трясущаяся внутри овца исступлённо желала жить.

Он сделал ещё несколько шагов и хотел было остановиться, но не успел. В темноте Шершень не заметил едва различимую даже при дневном свете парящую над землёй сферу. Гравитационная аномалия цепко схватила свою жертву. «Мясорубка» стремительно раскрутилась, разрывая хрупкое человеческое тело на куски.

Последними звуками, услышанными сталкером в этом мире, были стремительно удаляющийся дробный конский галоп и зловещее ржание.

Глава вторая. Труба зовет

г. Киев

Новенькая светло-серая «Nokia» мелодично затренькала, выдавая знаменитое вступление к бессмертному хиту группы «Pain» «Shut Your Mouth». А это означало только одно: звонит шеф, вызывая подчинённого на ковер. Степан прикола ради обозначил таким образом звонки от начальства, которое, как известно, имеет тенденцию доставать подчинённых в самый неурочный час. Вот и сейчас, спрашивается, какого дьявола наяривать в семь утра? Да ещё в субботу, когда сам бог велел отдыхать. Притом после бурно проведённой ночи…

— Это кто? — недовольным тоном спросила из-под одеяла Светлана.

Эге, никак хозяйские нотки у нас прорезались? Вот и приглашай после этого девушку к себе домой три раза подряд.

— Кордон! — почему-то шёпотом пояснил, поспешно нажимая кнопку.

— Ты чего трубку не берёшь?! — заорало чудо финской техники хриплым шефским голосом. — Снова с бабами прохлаждаешься?! А я один за всех тут, значит, должен отдуваться?!

Степан покосился на уже окончательно проснувшуюся девушку, забавно хмурящую брови. Неужели услышала шефский пёрл насчёт «баб»? Не могла ведь не услышать. Ильич вопит как резаный. Ой, да пусть её. Что ему с ней, детей крестить? Ни к чему не обязывающий флирт, и всё. Во всяком случае, так ему сперва казалось. Или он ошибался?

Если она не так что-то поняла — это, как говорится, не его проблемы.

— Да что случилось-то? — попробовал вклиниться в филиппики шефа Чадов. — Можешь толком объяснить?

— Все объяснения получишь на месте! — буркнул Кордон, переходя с крика на более спокойный тон. — Чтоб через полчаса был у меня в кабинете.