Книга Ловушка для влюбленных - Трейси Энн Уоррен

– Извините, но как-нибудь в другой раз, – сказал Кит. – У меня уже назначена встреча.

– Какая встреча может быть важнее боксерских состязаний? – Селуэй с отвращением поцокал языком. – А, разве что тебя опять потребовал к себе брат?

Кит ничего не сказал. Пусть думают, как им нравится. Если им хочется считать, что причиной его отказа присоединиться к ним является просьба Адриана, на здоровье. Так даже лучше: не нужно ничего объяснять.

– Ну, по крайней мере скажи, что не откажешься позавтракать с нами, – сказал Ллойд.

При упоминании о еде в животе у Кита что-то шевельнулось.

– Как вам известно, я никогда не откажусь как следует подкрепиться. Дайте мне несколько минут, чтобы помыться и переодеться, и я буду в вашем распоряжении.

Он зашагал к раздевалкам, не переставая думать о чуде, которого будут ждать от него сегодня днем.

– …три, четыре, пять, я иду искать. Кто не спрятался, я не виноват.

С наигранной серьезностью Элиза отняла ладони от глаз и повернулась, с преувеличенным вниманием оглядывая большую солнечную игровую комнату, выкрашенную в ярко-голубые тона.

– Так-так, где же эти мальчики могут прятаться? – проговорила она громко и отчетливо, словно была крайне озадачена. – Я их нигде не вижу, – подбоченившись, она медленно повернулась кругом. – Эта комната такая большая, как же я их найду?

Послышалось радостно-возбужденное детское хихиканье, которое явно доносилось из дальнего угла комнаты, где стояла большая деревянная лошадка-качалка с настоящим кожаным седлом и игрушечным кнутом. Рядом с ней располагался огромный комод, до самого верха заполненный игрушками.

Сделав вид, что она не слышала ни звука, Элиза намеренно повернулась в противоположную сторону и медленно пошла вперед.

– Может, они здесь, под этим большим стулом? – она наклонилась и заглянула вниз. – Нет, там их нет.

Она повернулась и пошла к окнам, которые выходили на конюшенный двор позади дома, и ее шаги мягко шелестели на полированном дубовом паркете.

– А может, они здесь, за шторами? – она остановилась перед ближайшей портьерой и резким, нарочито широким жестом отдернула ее в сторону. – Но тут тоже пусто!

Неспешной походкой Элиза прошла к тому месту, где прятались мальчики, но не дошла, а остановилась неподалеку. Она заметила пару маленьких темных башмачков, выглядывающих из-за края деревянной лошадки, и улыбнулась. Улыбка стала чуть шире, когда тишину нарушил тихий вздох взволнованного ожидания, за которым последовало заговорщическое хихиканье.

Когда Элиза была уже достаточно близко, чтобы наклониться и схватить их, она остановилась и повернулась спиной.

– Ничего не поделаешь. Я сдаюсь. Ной, Себастьян, где вы?

– Я здесь! – выпрыгнул один из них, словно кролик из своей потайной норки.

Элиза развернулась в притворном удивлении, прижав руку к груди и широко раскрыв глаза.

– Ох, как ты меня напугал! – воскликнула она. – А где твой брат, Ной?

– Он не Ной. Это я Ной! – выпрыгнул второй, который был зеркальным отражением первого с короткими темными волосиками, живыми карими глазками и розовыми ангельскими щечками, очертаниями напоминающими Вайолет.

Внешне они были похожи как две капли воды, но характеры обычно выдавали их. Старший близнец, Себастьян, был более ласковым и покладистым и из них двоих всегда первым выдавал свое местонахождение – вот как сейчас.

С возбужденными криками и возгласами они бросились к ней. Опустившись на колени, Элиза порывисто обнимала их и смеялась вместе с ними, наслаждаясь ощущением их маленьких ручек, обвивающих ее шею, их крепеньких теплых тел, уютно прижимающихся к ней. Она на короткое мгновение закрыла глаза и дала волю материнскому порыву, позволив себе хоть на миг представить, что это ее дети.

В этом-то и заключалась причина, по которой она согласилась на безумный план Вайолет, отодвинув в сторону все свои страхи, сомнения и даже гордость и согласившись позволить Киту Уинтеру выступить в роли ее наставника, когда сама она предпочла бы отказаться и остаться тихой и застенчивой, какой была всегда.

Но правда состояла в том, что она хотела от жизни большего, чем провести ее в печальном одиночестве.

После четырех неудачных сезонов она отказалась от мысли о замужестве, оставила надежду найти мужа и создать семью. Она примирилась с мыслью, что ей придется находить утешение в друзьях, удовлетворять свою потребность в доме и семье, играя роль незамужней «тетушки» для детей других людей. Вечно наблюдать со стороны за тем, чего она так хочет, но никогда не будет иметь.

Затем внезапно все изменилось. Неожиданно она унаследовала огромное состояние, а вместе с ним и новые возможности. Ее надежда, словно феникс, расправила свои яркие широкие крылья и возродилась из пепла. Имея такое состояние, она могла жить независимой жизнью, о которой большинство женщин не смели и мечтать.

Однако незамужняя женщина, даже будучи богатой, обречена на жизнь в одиночестве. Конечно, у нее будут друзья, которых она могла бы навещать, но нельзя же злоупотреблять их добротой. Как бы ей ни нравилось жить с Вайолет и Адрианом, как бы ни обожала она их милых детей, не может же она оставаться с ними вечно. Рано или поздно она должна будет покинуть их и провести остаток жизни в обществе оплачиваемой компаньонки и кучки равнодушных слуг.

Но если она выйдет замуж, то сможет иметь собственных детей, иметь кого-то, кого снова будет любить и кто заменит ей семью, которую она потеряла много лет назад, когда ей было всего одиннадцать.

Элиза помнила с отчетливой ясностью тот день, когда проснулась после страшной лихорадки. Ее волосы были насквозь пропитаны потом и облепляли голову, а тело было слабым и безвольным. Жена местного священника, которую она едва знала, держала ее за руку и со слезами, застилающими глаза сказала, что обоих ее родителей забрали к себе ангелы, что они умерли от той же лихорадки, которую перенесла и Элиза, только она выжила, а они нет.

В те мгновения ей тоже хотелось умереть. От слез болело горло, а легкие едва не разрывались от безудержных рыданий. Она погружалась в тревожные кошмары, желая, чтобы болезнь одолела и ее. Но что-то внутри ее цепко держалось за жизнь, она выздоровела.

Когда она поправилась, тетя забрала её к себе. «Мой христианский долг», – объявила Дорис Петтигру, плотно сжав неулыбчивые тонкие губы.

В последующие годы Элиза не нашла любви в тетином доме. Постепенно она начала понимать, какое глубокое презрение питала Дорис к своей младшей сестре, Аннабелле, матери Элизы. Когда-то Аннабелла отвернулась от своей аристократической семьи и сбежала с бедным учителем, в которого безумно влюбилась. Дорис так никогда и не простила Аннабеллу за то, что она опозорила семью и уменьшила шансы Дорис сделать блестящую партию. Ее тетя вынуждена была выйти замуж за человека, занимавшего невысокое положение на социальной лестнице, о чем она постоянно вспоминала и в чем не переставала обвинять дочь Аннабеллы, Элизу. Горечью Дорис была пронизана вся ее взрослая жизнь.