Книга Я сижу на берегу - Рубен Давид Гонсалес Гальего
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доктор. Что я?
Голос пожилого ангела. Вы про меня пишете?
Доктор. А как же? Только я не пишу, я подписываю.
Голос пожилого ангела. Что подписываете?
Доктор (в сторону левого динамика). Давайте! (Машет рукой.)
Голос молодого ангела (торжественно, с огромным пафосом, почти издеваясь). Дисциплинированный, ответственный работник. Верный товарищ и активный общественник. Честная, порядочная женщина. Добросовестно выполняет возложенные на нее обязанности старшей медицинской сестры. Является примером для молодых сотрудников и надежной опорой для администрации учреждения.
Доктор. А администрация учреждения, если вы еще помните, Степанида Евлампиевна, это я. Больше некому. Я и есть администрация учреждения. А вы – моя надежная опора.
Голос пожилого ангела. И что, прямо так и пишете?
Доктор. Я не пишу, я подписываю. У меня и копии есть. В сейфе хранятся. Показать?
Голос пожилого ангела. Так, может, у вас в сейфе одни копии, а посылаете вы другие?
Доктор. Это невозможно. То, что пишете вы, называется «докладная записка», если вы подписываетесь, и «анонимка» – в противном случае. А я пишу характеристики на всех сотрудников. Характеристики – документы строгой отчетности. Важные, заметьте, документы. Одно неточное слово в характеристике – и все, считайте, что вам не повезло. Характеристика – она, как паспорт, на всю жизнь.
Голос пожилого ангела (тихо). Доктор.
Доктор. Да доктор я, доктор, кто же еще? Куда я денусь?
Голос пожилого ангела. А если вы неправду говорите? Если вы про меня все–таки другие характеристики пишете?
Доктор. Поставим вопрос несколько иначе: если бы я писал про вас другое…
Голос пожилого ангела. Ну, это… ну, поставим вопрос. И что?
Доктор. А то, что тогда вы бы здесь уже не работали. А если еще учесть, что я совсем, абсолютно ничего не пишу про ведра…
Голос пожилого ангела. Какие ведра?
Доктор. Обыкновенные, оцинкованные. Еще простыни, лекарства, бинты, кирпич, белила, краску.
Голос пожилого ангела. Врут они все.
Доктор. Может, и врут. Мне какое дело? Только я у вас дома был и все сам видел.
Голос пожилого ангела. Что вы видели, что вы видели? Не могли вы ничего видеть.
Доктор. Ведро видел.
Голос пожилого ангела. Доктор.
Доктор. Здесь я.
Голос пожилого ангела. Мы с вами давно вместе работаем.
Доктор. Очень давно.
Голос пожилого ангела. Простите меня, Доктор. Я не подумав написала.
Доктор. Да ладно, чего уж там. Свои люди.
Голос пожилого ангела. Доктор, я понимаю. Не писать нельзя, про радио нельзя. А как можно? Вы скажите, я сделаю.
Доктор. Все просто. Напишите, например, что я на Новый год особенно сильно напился. А на Первое мая – не очень. Что пил, когда пил, когда не пил.
Голос пожилого ангела. Так вы ж почти всегда.
Доктор. Как это «почти всегда»? Что вы такое говорите? Вы уверены, что почти всегда? Придумайте что–нибудь, разнообразьте.
Голос молодого ангела. Еще положительное можно писать. Прошлой зимой, когда у нас грипп был, Доктор почти каждую ночь дежурил. Правильно, Доктор?
Доктор. Вообще–то правильно. Только что–то вы быстрая очень. Не хорошо это.
Голос пожилого ангела. Иди отсюда. Сама знаю про положительное. Доктор после работы всегда остается. Иногда и спит на работе. Об этом можно писать?
Доктор (грустно). Можно и об этом.
Доктор подходит к Балерине. Выкручивает из пишущей машинки лист бумаги. Читает вполголоса. Садится на пол напротив Собаки. Балерина уходит.
(Собаке.) И что ты тут написал? Ага, без ошибок. Здравствуйте, дорогие… Это не интересно. Так ты письмо написал? Чудак. Отсюда ж письма не ходят. Все письма Степанида Евлампиевна читает и аккуратненько в папочку складывает.
Голос пожилого ангела. Да какие у них письма? Это разве письма? Бумажки, клочки. У нас ни карандашей нет, ни бумаги. Зачем им писать? Наполеон, тот да, Наполеон пишет. Так ему писать по сюжетной линии положено. Вот он и пишет.
Доктор. По крайней мере, от писем Наполеона еще никому хуже не стало. И про вражеское радио он не пишет.
Голос пожилого ангела. Доктор.
Доктор. Что, «доктор»? Что, «доктор»?
Голос пожилого ангела. Не надо, пожалуйста, я все поняла.
Доктор. Кто вас знает? Сегодня вы поняли, а назавтра забудете. С какой стати я должен вам верить? Да и кому сейчас вообще можно верить на слово?
Голос пожилого ангела. Мне можно. Я поняла все.
Доктор. И что вы поняли? Повторите, пожалуйста.
Голос пожилого ангела. Все поняла.
Доктор. «Все» – это не ответ.
Голос пожилого ангела. Я про ведра поняла.
Доктор. Ну, тогда да, тогда я понимаю. Если поняли про ведра – вы поняли все. Вы замечательная женщина. Я вами восхищаюсь.
Голос пожилого ангела. Вы опять шутите?
Доктор. Почему «опять»? Я всегда шучу. (Мрачно.) И всегда серьезен. (Собаке.) Не ходят отсюда письма. И почтового ящика у нас нет. Пациенты писем не пишут, а мы со Степанидой Евлампиевной отправляем письма в городе. (Вверх.) Да еще тайком друг от друга.
Голос пожилого ангела. Хватит вам.
Доктор (спокойно). Хорошо, уговорили. Хватит так хватит. Больше к этой теме не возвращаемся.
Голос молодого ангела. К какой теме?
Голос пожилого ангела. К какой теме?
Доктор. Да ни к какой. Это я так. Перепутал. Сбился с ритма. (Встает. Читает текст. Иногда шевелит губами. Некоторые фразы произносит вслух. Первые фразы произносит медленно, несколько рассеянно. Последние – быстро и уверенно.) Здравствуйте, дорогие мои… очень хорошо… деревья красивые… много цветов… Я еще не привык здесь жить. Тут одни дураки. Дураков выводят на ошейниках. Санитар ходит с палкой, я его боюсь. Я укусил фельдшера за палец, не хотел одевать ошейник. Потом пришел Доктор и меня спас. Но фельдшер не злая, так положено всем: на ошейниках гулять или сидеть в палате. Доктор хороший человек, только глупый очень. Все время играет сицилианскую защиту и все время проигрывает. Я пытался играть с ним ферзевый гамбит, но он не хочет, сразу нервничает и начинает рассказывать, как он учился в Москве. Я лучше буду играть сицилианскую защиту. Пожалуйста, заберите меня отсюда. (Садится на пол, кладет письмо в карман.)