Книга Белый волк - Дэвид Геммел

— Так умрут все изменники, — изрекла королева.

— Джиана! Джиана! — нараспев затянул кто-то — Маланек, как заметил Сервай. Другие подхватили, но без особого рвения. Джиана вскинула руки, призывая к молчанию.

— Когда мы возьмем Пераполис, каждый солдат моей армии получит по три золотых в знак нашей любви и благодарности.

Теперь ее имя стали выкликать с гораздо большим пылом. Сервай присоединился к остальным. Три золотых — целое состояние. При этом он взглянул на Скилганнона, и ему показалось, что генерал встревожен.

От воспоминаний Сервай вернулся к насущной задаче. Проклятый приговорен к смерти, и от Сервая зависит, как он умрет.

В распоряжении Сервая имелось немало хороших бойцов, но с Агасарсисом ни один сравниться не мог. Скилганнон остановился в «Красном олене» — стало быть, и отравы ему не подсыплешь.

Делать нечего, придется напасть на него, впятером или вшестером, спрятав поблизости еще двоих с арбалетами. Но риск все равно остается. Надо будет сходить к алхимику, взять яду для стрел. Тогда Скилганнон, даже если вырвется из засады, все равно потом умрет.

Но как устроить, чтобы Скилганнон явился на место казни?

Глава 13

Скилганнон обрадовался, узнав, что двое купцов освободили одну из комнат в «Красном олене». Он безропотно уплатил грабителю Шивасу четыре серебряных монеты за две ночи, поднялся в комнату и закрыл за собой дверь. Он сам не знал, как велика его потребность в уединении. Даже шум снизу, из таверны, не мешал ему, напротив, шум напоминал, что он-то сейчас один. Бросив мечи на кровать, Скилганнон открыл окно и стал смотреть на море.

Посещение Старухи далось ему тяжело, оживив воспоминания, которые он предпочел бы похоронить. В ту ночь что-то умерло в нем самом, вместе с Молаирой и Сперианом. Он не знал что. Детство, возможно. Или невинность. Что бы это ни было, сердце его увяло, как цветок на морозе.

Бегство из города обдумывалось много дней и ночей. Каждая идея, которую он выдвигал, поочередно рассматривалась и отвергалась. Старуха предлагала вывезти их в груженой повозке, под мешками с зерном, но это не понравилось самому Скилганнону. На месте капитана стражи он обыскивал бы все подводы. Еще они могли попробовать выйти поодиночке и встретиться потом в Делианском лесу, но при этом было легко потеряться. В конце концов решение все же нашлось. Старуха соорудила для Джианы кожаную сбрую, надеваемую под платье. С ее помощью левая ступня подтягивалась к бедру. Старуха туго забинтовала бедро и голень, а на голое, торчащее из-под короткого платья колено налепила полоски свиной кожи со сгустками крови. На глазах у изумленного Скилганнона колено превратилось в, культю, покрытую кровоточащими язвами. Нечто подобное Старуха проделала с ним самим, закрепив его левую руку между лопатками. На левой его щеке, смешав белый свечной воск с дурно пахнущей мазью, она изобразила глубокие шрамы, глаз закрыла нашлепкой, Теперь лицо у него выглядело так, точно по нему прошлись медвежьи когти.

В завершение Старуха срезала Джиане крашеные концы волос, обкорнав ее, как мальчишку.

Около часу оба привыкали к своим увечьям, а Джиана к тому же училась ходить на костылях. Скрюченная рука Скилганнона за это время совсем онемела.

Потом Старуха посадила их в свою повозку и высадила ярдах в трехстах от Восточных ворот. Там уже выстроилась очередь паломников, идущих на ежегодное поклонение мощам в Мафистанский храм. Чудес там, насколько знал Скилганнон, давно уже не случалось, но больные и увечные все равно стекались в храм, чтобы помолиться костям Блаженного Дардалиона и ветхим перчаткам Пречистой. Паломникам побогаче разрешалось приложиться к краю одежды, которую носил некогда Среброрукий, после кончины которого две тысячи лет назад расцвело сухое дерево.

Уже смеркалось, когда Скилганнон спрыгнул с повозки и помог вылезти Джиане. Она повалилась на него и выругалась. Старуха подала ей костыли. Они встали в очередь — Джиана Впереди, он сзади — и стали ждать.

Стража у ворот внимательно разглядывала и расспрашивала всех молодых женщин, а сбоку, в полумраке, стояли и следили за очередью еще трое. Скилганнон тронул Джиану за руку, и она шепнула:

— Я вижу.

— Ты их знаешь?

— Одного знаю. Не останавливайся.

Скилганнону очень хотелось взяться за меч, но он сдерживался и, понурив голову, понемногу продвигался вперед. Стражник задрал Джиане подол и спросил сочувственно:

— Что это с тобой стряслось?

— Подвода переехала, — хрипло ответила она.

— Вряд ли святые мощи отрастят тебе новую ногу, девушка.

— Да мне лишь бы культя не гнила, — сказала Джиана, и стражник с отвращением отступил.

— Ладно, давай проходи, и да помогут тебе боги. Джиана заковыляла вслед за другими, и тут из караульной вышел Бораниус. Скилганнон усилием воли подавил вспыхнувшую ярость. Сейчас не время, сказал он себе, сцепил зубы и вышел за городские ворота, не сводя глаз с далекого Делианского леса.

Гомон из таверны внизу вернул его к настоящему. Там заиграла музыка, и посетители хлопали в такт, но Скилганнону не хотелось идти и смотреть, что там делаемся.

Раздевшись, он лег на кровать и только теперь увидел, что к потолку приделано большое, зеркало. Голый татуированный человек взглянул на него оттуда ярко-голубыми глазами. Куда девался тот полный возвышенных идеалов юнец, что бежал в лес вместе с мятежной принцессой? Скилганнон праздно подумал, что было бы, если бы он не встретился с Сашан. Может быть, судьба, обошлась бы с ним более милостиво? И Гревис, Спериан и Молаира остались бы живы, а Пераполис со всеми своими жителями процветал по-прежнему?

Из таверны донесся восторженный рев, вслед за этим запела женщина. В старой балладе говорилось о воине, который вернулся на родину, чтобы отыскать свою первую любовь. На вкус Скилганнона, песня была чересчур сентиментальной, но певица своим искусством заставила его позабыть об этом.

Чудесный голос лился, повествуя о силе любви, которая лишь одна придает смысл человеческой жизни.

Песня закончилась, и таверна взорвалась рукоплесканиями, а Скилганнон с тяжелым вздохом закрыл глаза.

Ибо если любовь — океан,

То не смелому бури бояться…

Он до сих пор не знал, что такое любовь. Джиана занимала его сердце целиком — как раньше, так и теперь. Что это — та самая любовь, которую воспевают поэты? Или просто смесь желания с поклонением? Вспоминая о днях тихой гармонии с Дайной, он испытывал прилив возвышенной грусти. Может быть, это тоже любовь? Если так, то она в корне отличается от чувства, которое он питает к Джиане. В монастыре он каждый день мучил себя этими вопросами, но ответа так и не нашел.

Он встал и напился воды из умывального кувшина, пытаясь избавиться от мыслей о прошлом.

За дверью скрипнула половица. Кто-то постучался к нему. Скилганнон почувствовал раздражение. Для Друсса стук слишком легок — тот грохнул бы в дверь кулаком и окликнул его по имени. Скорее всего это мальчишка, Рабалин. Чего доброго, опять будет просить, чтобы его взяли с собой.