Книга К нам едет инквизитор - Ханна Хаимович

— Ничего, — изумленно выдохнула она, закончив. — Ну надо же… Ни смотрительниц, ни кассира… Вообще никого. Слушай, может, пойдем отсюда, а? Я бы сюда инквизиторский спецназ лучше прислала и зачистила нафиг!

— А что, бывает инквизиторский спецназ? — раскрыла рот Кристина.

— Ради такого дела можно и создать! — Дина помотала растрепанной головой. — Ладно… Забудь. Но мне все это не нравится…

— Вообще-то мне Лещинский сказал на случай опасности брать тебя с собой, — проворчала Кристина. — Ты высший инквизитор, тебе любые твари должны быть на один зуб. Пошли отсюда хотя бы на второй этаж, а то мне эти древности уже поперек горла.

Они миновали анфиладу залов и стали подниматься по лестнице. Дина непрерывно что-то бормотала. Кристина вслушалась, разобрала слова «вот сам бы и шел, думает, что если сам лезет в любую задницу, то и я должна…» — и перестала обращать внимание.

Время тянулось невыносимо медленно. Мелкие темы, мелочные разговоры… Кристине все сильнее казалось, что музей отвлекает ее. Водит кругами, подсовывает разную ерунду, чтобы заставить расслабиться, не дать сосредоточиться, а потом ударить. Застать врасплох. И она дергалась от любого стука и шороха. А Дина продолжала беззаботно болтать, повышая градус тревожности.

— Ух ты, еще одна инсталляция! Ой, у вас же «Битва за Город» есть, да? А где? А это что, кафе?

— Это не кафе. Это квартира тридцатых годов, — терпеливо ответила Кристина, вчитываясь в табличку. Они стояли перед большим стеклом во всю стену, за которым действительно открывалась инсталляция. Старомодная мебель с тщательно вырезанными по дереву завитками, допотопный, но завораживающе красивый ретротелефон, такая же настольная лампа на застеленном ажурной салфеткой столе. Старые газеты, сухой букет, дух еще не древности, но уже не современности. Сотрудники музея восстановили интерьер квартиры тридцатых годов до последней мелочи.

Кристина заторможенно следила, как едва заметно играют блики на серебристом боку чайника в тяжелом буфете.

— Привет, — вывел из ступора уверенный, чуть резковатый грудной голос. — А я тебя ждала.

Кристина вздрогнула и рывком повернулась на звук. В старом кресле, закинув ногу на ногу, сидела Марианна Бойко.

Глава 20. Резкость дружбы

Что-то изменилось.

Изменилось все.

Стекло исчезло. Кристина уже не стояла в музейном зале перед инсталляцией, а очутилась в комнате. Исчез налет нарочитости, искусственности, незримая печать, которая лежала на интерьере, законсервированном за стеклом. Комната казалась живой и обжитой. В ней пахло старой косметикой. Пудрой. Не просроченной и не прогорклой, а той, которую, должно быть, делали в эпоху, куда перенесло Кристину. Когда не было тысяч отдушек и ароматизаторов, а был лишь тальк, мел и белая глина.

И сама Марианна была в винтажном платье. Но не в старом, а в современном, тщательно стилизованном под моду почти столетней давности. Мелкий горошек, кофейная ткань, широкий пояс на тонкой талии, воротничок, стыдливо прикрывающий грудь. Туфли с тупыми носками. Крупные локоны на голове.

— Отличное платье, — сказала Кристина.

И тут же осознала, что больше всего изменилась она сама.

Она просто стояла и разглядывала наряд Марианны, ее квартиру, думала об ароматах… и совсем не думала о том, что встретилась с преступницей, которую так долго искала.

А стоило вспомнить об этом, как стало ясно, что сознание словно раздвоилось. Кристина прекрасно понимала, что происходит. Что она попалась в ловушку врага, и не помогла даже Дина, да и Лещинский не помог бы, будь он здесь. Будь он здесь, все могло оказаться даже хуже — мало ли что он сделал бы, вот так столкнувшись нос к носу со своей «роковой любовью»! Дина исчезла, музей исчез, Кристина оказалась неизвестно где и понятия не имела, что делать…

…но догадывалась, что нужно выпить чаю. Что еще делать, встретившись с подругой?

А Марианна была ее подругой. Временами непутевой, обожающей авантюры, вечно пропадающей на полгода без предупреждения, но все-таки подругой.

Кристина поднесла руку ко лбу и с силой сжала виски. Когда разум осознал, что изменилось и насколько сильно, в голове зашумело, в ней поселился странный вибрирующий гул, будто в черепной коробке было пусто, и теперь туда залетел десяток шмелей. Кристина почувствовала, что сходит с ума. Как Марианна может быть ее подругой? Они впервые видятся! Это ее магия, та самая, что превращала в союзника любого врага! Но что за магия? А может, нет никакой магии? Есть просто встреча двух подруг… и время пить чай…

— Время пить чай, — эхом отозвалась Марианна и грациозно поднялась с кресла. — Черт, нужно было резкость поменьше выставить.

— Р… резкость?

— Ага. Ты садись. Сейчас поболтаем, у меня к тебе просьба.

Она кивнула на что-то за спиной у Кристины. Наверное, еще одно кресло. Но чтобы увидеть его и сесть, нужно было оглянуться.

Туда, где несколько секунд назад было стекло, отделяющее инсталляцию от остального музея.

Музея…

Нужно было оглянуться, чтобы увидеть, во что он превратился. И Кристине снова стало страшно. За спиной скалились пушки. Бессильные, пока их не видели. Готовые броситься, стоило увидеть их…

— Садись же! — повторила Марианна. В голосе прорезались нездешние интонации. Так графиня веке в девятнадцатом могла бы мягко подгонять зазевавшегося гостя в своем модном салоне.

Кристина оглянулась.

Нет, за спиной не оказалось никаких пушек. Там продолжалась комната — интерьер тридцатых годов, инсталляция из подлинных экспонатов. Продолжалась до самой дальней стены, которую заменяло толстое стекло.

За стеклом мигали какие-то диоды и датчики.

Небольшой отсек за ним больше всего напоминал кабину самолета. Только упрощенную раз в двадцать. Вместо множества сложных приборов там было их всего штук пять. В центре — самый большой, с рычагом, замершим чуть выше середины шкалы. На шкале белели какие-то отметки, но Кристина не могла рассмотреть, что они обозначают.

Она опустилась в кресло, а Марианна достала из буфета уже дымящийся чайник. Такой условностью, как необходимость греть воду на плите, она царственно пренебрегла. Или в то время были не плиты? А что тогда? Примусы?

Марианна водрузила чайник на стол и зажгла лампу под массивным абажуром с бахромой. За невесть откуда прорезавшимся окном сгущались черные тучи. Пахло чаем, старой косметикой и озоном.

Из буфета появлялись все новые и новые предметы. Большое серебряное блюдо. Печенье, усыпанное пудрой. Марципан. Круассаны. Тонкие фарфоровые чашки на таких же тонких, как лепестки, блюдцах.

— Вот черт, все-таки мало резкости открутила, — встревоженно пробормотала Марианна, ставя на стол последнее блюдце и перехватывая взгляд Кристины. — Погоди, я сейчас… Ты же не будешь против пары капель мятной эссенции в чай?