Книга Мир над пропастью - Олег Рой

– Теперь убирайся. Завтра я позвоню тебе ровно в три. И ты дашь мне окончательный ответ. И только попробуй назвать меня братишкой!

Игорь пришел в себя только на улице. Он не мог вспомнить, как спускался по лестнице, как открывал тяжелую дверь подъезда, как шел к машине.

Сев за руль, он не стал заводить мотор. Ехать в таком состоянии было просто опасно. Нужно было хоть немного прийти в себя. Но скоро он понял, что физически не может находиться около ее дома. Словно излучаемая ею ненависть доходила сюда, просачиваясь сквозь стены.

Он отъехал в соседний двор и припарковался в нише между двумя «Газелями». Надо было что-то решать. Искать выход из ситуации, которая заранее обречена.

Через приоткрытое боковое стекло он почувствовал запах жженой листвы. Такой приятный и знакомый. А ведь когда-то он так любил осень!

Как легко сказать: «Я не буду больше никого обманывать». Как легко быть честным, мужественным и законопослушным, когда тебе нечего терять.

Игорь не сомневался, что Вита исполнит свою угрозу. Вот она-то как раз и выглядела как человек, которому уже все без разницы. Он вспомнил перекошенное лицо и содрогнулся.

Впервые за последние два года ему стало страшно. Ужасно лишиться самых близких людей по велению судьбы, но не менее ужасно остаться одному из-за собственной недальновидности и вранья.

Невыносимо трудно выжить после того, как твоя жизнь переломилась пополам, и почти невозможно пережить это еще раз.

Мир над пропастью… Замок, висящий в воздухе над волнующимся морем.

А чего он собственно хотел и на что надеялся? Вечно быть братом? Абсурд. Об этом надо было думать с самого начала, а не жить одним днем.

Он снова вспомнил похороны бизнесмена Волохова и в который раз убедился – поступить по-другому он бы не смог. Да и какой смысл теперь думать об этом?

Он даже не злился на Виту. Она ведь не тянула его за язык, когда он представлялся Максовым братом. И в постель к себе не на аркане тащила.

Листья догорали, испуская пьянящий пряный аромат. Как ни странно, от этого запаха ему стало легче.

Он все им объяснит. Вернее, все объяснит Альбине. А потом они оба подумают, что и как говорить Аське. Не может быть, чтобы два взрослых человека не нашли общего языка.

Он завел мотор и поехал на Рублевку. Капли для Бакса Игорь, естественно, купить забыл. В дороге неожиданно разболелась голова. Когда-то его бабушка говорила, что каждый орган болит из-за чего-то. Уши – когда человек не хочет что-то слышать, глаза выходят из строя, когда видят вокруг мир, явно отличный от желаемого, легкие простужаются у тех, кто не хочет жить полной, насыщенной жизнью, то есть дышать полной грудью, а голова начинает беспокоить, когда перед человеком вырастают неразрешимые проблемы. В данном случае бабушкина теория срабатывала на все сто.

Игоря немного пошатывало, когда он парковался и вылезал из машины. Похоже, даже поднялась температура. Во всяком случае, по выражению Аистенка, встречавшей его у калитки, выглядел он «нефонтанисто».

Альбина, увидев его бледное, с испариной, лицо, даже испугалась и кинулась проводить ревизию аптечки, заваривать какую-то траву и откупоривать банку с перетертой малиной.

Игорь опустился на кухонный диван и сжал виски руками. Стало немного легче. Он смотрел на суетящихся вокруг него «милых дам», на эту уютную, ставшую родной, кухню, на недовольного всеобщим невниманием щенка, положившего голову на его колени, и пытался запомнить во всех подробностях этот, возможно, последний вечер. Где он будет завтра – уже неизвестно. Надо поговорить с Альбиной прямо сейчас, немедленно. Времени откладывать разговор уже нет.

В тяжелое, монотонное ощущение головной боли вплетались отдельные звуки, даже целые фразы из внешнего мира.

– Мама, я не знаю, где этот дурацкий градусник!

– Ася, я и так ничего не успеваю, можешь ты хоть что-нибудь сделать! Посмотри в тумбочках, в ванных – в шкафчиках над раковиной, у себя на полках.

– Я уже везде смотрела.

– Тогда я пойду посмотрю, а ты пока порежь лимон. У меня не десять рук.

Сквозь пелену Игорь видел, как Аистенок взяла у матери нож и неловко начала кромсать лимон на кривоватые, неровные дольки. Игорь смотрел на нее во все глаза, пытаясь запомнить это лицо, мимику, жесты. Сейчас он может с точностью воспроизвести ее в памяти в любой момент. А потом? Если он потеряет возможность видеть ее, что будет потом? Возможно, его память сохранит все так же четко. Но она будет расти. Ей будет тринадцать, потом четырнадцать, потом двадцать. И он всего этого волшебного превращения уже не увидит. Он потерял Настену, и сейчас его ждет вторая потеря. Ну что ж, за все надо платить. В том числе и за то, что он теперь знает, как выглядела бы его дочь в двенадцать лет. Это тоже немало.

– Почему вы так на меня смотрите? – Аистенок отложила нож и поглядела на него с беспокойством. – Пойдемте, я вас уложу.

Он вспомнил, как его укладывала спать Настена. Когда Аля работала по вечерам, она чувствовала, что остается главной женщиной в доме, и было ужасно забавно наблюдать, как она на полном серьезе начинала заботиться о его здоровье и режиме.

«Папа, я уложу тебя спать, чтобы к девяти ты проснулся и уложил меня как следует». «Как следует» в данном случае означало не уснуть над чтением сказки, что с ним частенько случалось после напряженного рабочего дня.

– Игорь, ты в порядке? – Альбина стояла перед ним, стряхивая градусник. – Ты еще днем, когда я тебе звонила, показался мне каким-то не таким. Пойдем, ляжешь отдохнешь.

В постели он почувствовал себя лучше. Как ни странно, градусник показал всего лишь тридцать семь. К ночи стало еще легче. Голова почти успокоилась. Альбина заходила к нему раза три. Приносила чай, спрашивала о самочувствии, интересовалась, не нужно ли ему чего-нибудь.

Зайдя последний раз, она отвернула краешек простыни и робко присела рядом с ним. Игорю вдруг совершенно серьезно показалось, что он видит ее в первый раз. Он как-то никогда не разглядывал ее за эти несколько месяцев. Его внимание всегда было обращено на Аську.

Если бы его спросили, как выглядит женщина, с которой он живет под одной крышей, ему было бы почти нечего сказать. Ну разве что вспомнил бы, что она высокая шатенка с немного грустным лицом.

А оказалось… Оказалось, трудно о ней что-то сказать. Не в словах совсем дело, а в ощущениях. Белая до прозрачности кожа, безупречный овал, две женственные маленькие родинки на правой щеке, а лицо, оказывается, совсем не грустное – такое впечатление создается из-за длинных, очень прямых ресниц, немного закрывающих внешний уголок глаза. И взгляд – немного испуганный, даже растерянный, но такой добрый и понимающий. И почти детские беспокойные руки, которые теребят край домашней ситцевой юбки – черной с розоватыми цветами. Цыганской. Как у той девчонки по имени Рада, которая нагадала ему, что он обретет вновь свою потерю.