Книга Исцелённое сердце - Властелина Богатова

— Всё, что происходит вокруг, мне известно, — ответил он, выслушав. — Но до них мне нет дела, сюда они не доберутся.

Рагдар нахмурился, жилы на его толстой шее натянулись.

— Я слышал, вам не хватает женщин…

Вождь заинтересованно сощурился.

— Среди степняков есть девица, она берлог...

Даже издали князь заметил, как сверкнули голодно глаза Рагдара, и, не упуская мига, продолжил:

— Степняки её так просто не отдадут. А я только недавно прибыл из Волдара и не успел собрать столько дружинников, чтобы полностью разбить врага. Пришёл, чтобы объединить силы спалить лагерь и уничтожить до последнего супостата, чтобы впредь они забыли дорогу сюда.

Воцарилась тишина. Марибор ощутил спиной волнение Стемира — что, если вождь разозлится на подобное предложение, посчитав за унижение?

— Девица эта не из простых кровей, мать её — сарьярьская княгиня, отец — бер… но о нём никто не узнали.

Рагдар помолчал, и не было понятно, о чём он помышляет.

— Мне нужно подумать, — ответил, наконец, вождь.

Он подал знак воинам увести чужаков.

— Только думай недолго, — сказал Марибор, отрывая твёрдый взгляд от Рагдара, отступил в сторону ворот.

Глава 18. Пребран

По хребту пробежала дрожь к самому загривку. Пребран поёжился и подложил ещё поленьев. Горький мокрый дым повалил в лицо. Сощурившись и натужно прокашлявшись, он сжал озябшие пальцы и, сунув руки под кожух, придвинулся ближе к костру. Он мёрз, но по спине пот бежал ручьём. Пребран скривился, вспоминая, как покидал Доловск. При оружии, с кунами, да ещё у него была лошадь, и приступы не так душили его. Княжич был ещё крепок, как вол. Что стало с ним теперь? Мёрз, как дряхлый старик, немощь одолевала его к концу дня, и он валился с ног. К лешему всё! Он жаждал одного — прибыть к месту. Сколько уже было таких стоянок за время пути, потерял счёт. Ещё одна седмица, ещё один день пролетел как сон — бессмысленный, холодный. Дни были настолько однообразны, что представлялись серым полотном: дорога, ночёвка под холодным небом и снова дорога, и он уже начал думать, что именно это забирает у него силы — вид ненавистных морд изо дня в день. И однажды Пребран осознал, что их стало куда больше — некрупный отряд превратился в настоящую рать. Степняки прибывали, как грибы — с каждым днём всё больше. Княжич и заметить не успел, а за ним уж змеиным хвостом тянется войско.

— Недужится?

Всё это время Вагнара подсаживалась к нему и заводила разговоры о травнице. Всё выспрашивала о ней. Он рассказывал её всё что помнил, не оставил в тайне и ночь в бане.

Пребран опустил голову. Ведьма, как ей удаётся подчинять себе стольких людей? За время пути он успел изучить княженку и не знал, восхищаться ей или ненавидеть её, хотя последнее она, несомненно, заслужила, заслужила казнь.

— Тебе-то какое дело? Я всё сказал, что тебе ещё от меня нужно? — не повернувшись к Вагнаре, огрызнулся княжич.

Он услышал, как княженка равнодушно хмыкнула, тогда он повернулся. Из-под его внимания не ушло, как Вагнара с приближением к Деннице ожила, и как сейчас хищно горели её серые, что сталь, глаза.

— Я хочу помочь.

Пришла очередь Пребрана небрежно хмыкнуть. Он отвернулся, снова уставившись на языки пламени, крепче прижал ладони к рёбрам, пытаясь хоть как-то согреться, но тепла не было, оно утекало с каждым днём.

— Что ты ей скажешь, когда явишься на порог? — вдруг спросила она.

Пребран вспыхнул, до скрежета стиснул зубы, сдержав рвущиеся с языка грубые слова. Вагнара била по самому уязвимому, но как ни пытался уйти, а такого исхода нужно было ожидать.

— Думаешь, она откажется от своего гнезда и пойдёт за тобой?

— Если она не пойдёт со мной, я сгину в этой реке… — отчаянно и с раздражением выплеснул он из себя боль.

— Она пойдёт.

Пребран резко повернулся к Вагнаре. Её слава стали слаще мёда, спасением от жажды, от гибели, освобождением от тяжести. Но это всё тут же растаяло. Нет, она его не примет, после того, что сделал с ней.

Блеклые губы девки растянулись в липкой улыбке, от чего внутри всё упало. Вагнара просто играет с ним, как кошка с мышью, дразнит. Сглотнув подступившую горечь, княжич сдавил кулаки, что хрустнули костяшки. Он в заточении, его жизнь в чужих руках, в темнице, и деваться теперь некуда. Он готов слушать, готов на всё.

— Почему ты так думаешь? — процедил он, перебарывая злость к самому себе.

— Она ведь как-никак служительница, и ей известны сострадание и человеческие муки. Будь уверен, пойдёт.

Пребран хотел, было, вспылить, что жалость травницы ему не нужна, но признал, что ныне кроме сочувствия он не вызывает ничего в других. Даже степняки перестали обращать внимание на чахнущего, истлевающего с каждым днём пленного. Стиснув зубы, княжич промолчал, наблюдая небрежную ухмылку Вагнары.

— Марибор, наверное, уже прознал о нас, будь осторожен. А Зариславе скажешь, что Марибор мой, — последние слова она прошипела так, что в животе у княжича поледенело. — Он всегда был мой, и я пришла к нему, а она пусть уходит.

Пребран высунул руки на холод и напряжённо отёр лицо, не веря в то, что его пути подходит конец, что всё это закончится, как страшный сон, и он сможет вернуться назад, в Доловск, вместе с Зариславой…

Кто-то окликнул княженку, она поднялась, одёрнув полушубок, поправив пояс с ножнами, и, больше не сказав и слова, отступила, оставив пленного одного.

На следующую ночь, когда на деревню Кривицу, к которой они подобрались поздним вечером, опустилась мглистая темень, сквозь мутный туман полыхнули огнём первые избы. И всё погрузилось в густой, как кисель, мрак. Пребран отдалённо слышал дикие крики, надрывный плач, будто находился где-то по другую сторону яви, будто через бычий пузырь он слышал лязг железа и чуял чужую кровь, много крови. Он, находясь в этой жестокой схватке с ужасом, наблюдал, как полыхала кишащая степняками, словно озеро при нересте, деревня. Враги расправлялись без доли сожаления с теми, кто пытался напасть с вилами или топорами, некоторым удалось зацепить двоих степняков, но тут же платились. Блеск стали — и головы их катилась с плеч. Всё горело, освещая обугленные стены разгромленных изб, зиявших чёрными, как скважины в скалах, оконцами. Огонь жрал последние избы и капище, возле которого из последних сил отбивались деревенские, старики, женщины, отроки. Но против стольких воинов бессмысленно. Степняки загнали оставшихся селян в избу, обложив стены сеном. Поджигать не спешили, будто ждали чего-то. Потом наступила утро и тяжёлый смог, что опутал развалины, душил. Несколько раз Пребран пытался сбежать, но степняки нагоняли его, не давая и шагу ступить из лагеря. А с наступлением ночи супостаты всколыхнулись как шквальная волна, а потом на деревню, вдруг обрушился град горящих стрел, вонзаясь во всё, что попадалось на пути - в разбегающихся кто куда по лагерю степняков, в чёрные стены уже сгоревших изб. Полыхнула и дом с пленными, заголосили внутри женщины. Пребран спрятавшись за телегу наблюдал, как воины в броне ворвались в деревню, как вихрь, рубя всех, кто попадался им на пути. Как и задумывала Вагнары, воины города Агдива напали первым. Озираясь по сторонам Пребран больше не мешкая, сорвался с места. Потеряв зрение и слух, он как обезумевший побежал прочь из пекла. Всё внутри дрожало, клокотало сердце, он, задыхаясь, подавлял скверну внутри себя, отгоняя мысли о том, что уподобился ползучему гаду, связавшись с супостатами и сбегает с поля брани, как предатель.