Книга Конец игры. Биография Роберта Фишера - Фрэнк Брейди

Ходы, которые делались на доске, воспроизводились и на 40 телевизионных мониторах замкнутой телевизионной системы, расставленных в разных точках стадиона. В кафетерии, где зрители поглощали местные хот-доги (из мяса молодых баранов) и запивали их бутылками двухпроцентного исландского пива, обсуждение происходящего на сцене носило бурный характер. На цокольном этаже исландские мастера более спокойно и деловито оценивали и объясняли ходы на демонстрационной доске, а в комнатах для прессы опытные гроссмейстеры барственно обозревали мониторы и анализировали происходящее в уме — к удивлению и благоговейному страху большинства журналистов. В игровом зале правили тишина и порядок. Если они нарушались, Лотар Шмид включал белый электрический сигнал на английском и исландском языках с призывом:

THÖGN!

SILENCE!

Партия шла своим чередом и, по мнению экспертов, должна была закончиться вничью. И вдруг на 29-м ходу в равной позиции Фишер сделал один из самых рискованных ходов в своей карьере. Не испытывая недостатка во времени (он уравнял на 17-м ходу и теперь имел перед Спасским преимущество во времени), Фишер пожертвовал слона за две пешки ходом, который взбудоражил зрителей и заставил Спасского выгнуть аркой брови. Размен выглядел как ошибка школьника. Гроссмейстер Эдмар Меднис рассказывал впоследствии: «Я не мог поверить, что Фишер способен на такую ошибку. Как вообще ее мог допустить элитный мастер, любой мастер?»

По первому впечатлению казалось, что Фишер, распираемый желанием захватить психологическую «бровку» выигрышем первой партии, перешел черту допустимого. Но при более близком изучении стало казаться, что партия не вышла за ничейные границы. Затем Фишер пожаловался Шмиду, что одна из камер, которая просвечивала сквозь дыру в бело-голубом знаке ФИДЕ, расположенном на заднике сцены, мешала ему думать. Жалоба осталась без внимания.

На 41-м ходу Спасский решил отложить партию: это позволяло ему проанализировать позицию ночью. Поскольку пять часов игры — официальное время до откладывания — еще не прошли, он взял 35 минут на себя. У Спасского оставались слон и три пешки против пяти пешек Фишера. Он запечатал ход и передал большой черный конверт Шмиду.

Фишер анализировал позицию всю ночь и появился в зале усталым и неспокойным за две минуты до того, как Шмид вскрыл запечатанный конверт. Следуя традициям ФИДЕ, Шмид сделал записанный ход Спасского за него, показал Фишеру бланк, чтобы он мог удостовериться, — воспроизведен правильный ход, и запустил часы Фишера. Фишер отвечал почти сразу по ночному анализу, последовало несколько ходов.

Затем Фишер указал на отверстие для камеры, на которую он жаловался накануне, и быстро покинул сцену, пока его часы были включены. За кулисами он яростно начал жаловаться на камеру и заявил, что не сделает ход, пока ее не демонтируют. Официальные лица ИШФ быстро связались с Честером Фоксом, владельцем теле- и киноправ, который согласился на удаление камеры. Всё это заняло время, а часы Фишера, пока убирали камеру, продолжали тикать. Когда Бобби вернулся на сцену, на его часах стало на 35 минут меньше.

Фишер продолжил биться за ничью, но Спасский играл по-этюдному точно, и его позиция всё усиливалась. Наконец, стало ясно, что Спасский проводит пешку в ферзи. Не делая свой 56-й ход, Фишер остановил часы и протянул руку в знак признания поражения. Он не улыбался. Спасский не смотрел ему в глаза, пожимая руку, он продолжал изучать позицию. Фишер подписал бланк, беспомощно махнул рукой, словно говоря: «А что мне еще делать?», и покинул сцену. Нетрудно было догадаться о его душевном состоянии.

Хотя в истории матчей за звание чемпиона мира были случаи, когда проигравший первую партию одерживал общую победу, не могло быть сомнений, что Фишер расценивал проигрыш в первой партии едва ли не равносильным поражению в матче. Он не просто проиграл, он не смог доказать себе — и публике — что может выиграть одну-единственную партию у Спасского. Их личный счет на этот момент состоял из четырех побед Спасского, двух ничьих и ни одной победы у Фишера. В следующие несколько часов Бобби всё глубже погружался в сомнения и неопределенность, но затем его психологическое состояние пошло на поправку: поскольку в его счетных способностях не приходится сомневаться и он никак не слабее, значит, во всем виновата отвлекавшая его камера.

На следующее утро, в четверг 13 июля, американская делегация объявила, что Фишер будет играть, только если все камеры удалят из зала. Фишер настаивал, что только он мог знать, мешают они ему или нет. Но он отказался идти в зал проверять исправления и оценивать переделки.

Шмид объявил, что вторая партия начнется в пять вечера, и если Фишер не появится в течение часа после начала игры, ему засчитают поражение. И, в дополнение к этому, кто-то из советской делегации намекнул прессе, — если Фишер не придет на вторую партию, Спасский, вероятно, вернется в Москву.

Спасский появился на сцене без двух минут пять под общие аплодисменты. Ровно в 5:00 Шмид запустил часы Фишера, поскольку тот должен был играть белыми фигурами. В отеле «Лофтлейдир» Ломбарди и представители Американской Шахматной Федерации тщетно упрашивали Фишера отправиться в турнирный зал. Полицейский автомобиль с работающим мотором был припаркован рядом с отелем, чтобы быстро домчать Бобби по Судерлансбраут-бульвару до зала, если он изменит свое решение. В 5:30, пока часы Фишера продолжали идти, юрист Честера Фокса в Рейкьявике согласился на удаление камер из зала на одну партию, на время откладывая окончательное решение вопроса. Когда об этом сообщили Фишеру, он потребовал, чтобы его часы установили в начальное положение. Шмид не согласился, заявив, что всему есть предел. За запертой дверью у себя в номере сидел Фишер в нижнем белье и с отключенным телефоном — картина каменной непреклонности. Он мнение менять не собирался: «Если я прошу о чем-то, а мне в этом отказывают, я не играю».

Зрители, словно загипнотизированные, продолжали смотреть на два пустых кресла (Спасский ушел за кулисы) и доску с 32 фигурами на своих исходных полях. Двигалась только минутная стрелка, и менялся красный индикатор в форме звезды на часах Фишера. Одиночество на сцене.

Ровно в 6:00 Шмид остановил часы, вышел к переднему краю сцены и объявил о первом в истории матчей на первенство мира поражении ввиду неявки. «Леди и джентльмены, согласно правилу № 5 регламента Роберту Фишеру засчитывается поражение. Он не появился в зале в оговоренное время».

Спасскому устроили стоячую овацию. Он сказал Шмиду: «Жаль», а кто-то в зале, обозленный на Фишера, выкрикнул: «Отправьте его назад в США!»

Менее, чем через шесть часов после поражения Фишер представил формальный протест, который не был удовлетворен комитетом ввиду того, что Бобби не пришел на партию. Комитет поддержал решение судьи, но после некоторых колебаний и душевных волнений. Все понимали, что Фишер не примет это решение легко. Так и произошло. Последовала мгновенная реакция — немедленный заказ обратного билета. Его пытался уговорить Ломбарди, по по всему казалось, что Фишер не будет продолжать матч, если с него не снимут поражение. Сам Шмид выразил искреннее сожаление в связи с очевидными последствиями для карьеры Фишера, если он бросит матч: «Что случится с Бобби? Какой еще город согласится проводить матч с его участием?»