Книга Девичья башня - Самид Агаев

Мамед стал трясти Али за ногу. Когда тот открыл глаза и уставился на гвардейца мутным непонимающим взором, сказал:

– Вставай, пошли в казарму, начальник сердится.

Али разглядел за его спиной могучую фигуру Егорки и все вспомнил. Он молча поднялся и направился к выходу.

– Эй, – остановил его Мамед, – форму можете не снимать, но оружие парадное, оно остается здесь.

– Неужели оно так ценно? – удивился Егорка, разглядывая саблю.

– Если продать один такой клинок, – хвастливо сказал Мамед, – год можно прожить безбедно.

Пропустив Мамеда вперед, друзья, следуя за ним, благополучно минуя все посты и заграждения, выбрались из дворца. Оказавшись за воротами, Мамед сказал:

– Нам в ту сторону.

– Это то высокое здание? – спросил Егор.

– Нет, высокое – это диван. Казарма следующий дом перед караван-сараем Мугла.

– Опять я ошибся, – сказал Егор.

– Ничего, поначалу все путаются, – добродушно сказал Мамед.

Эти двое почему-то вызывали у него симпатию.

– Пойдемте, позавтракаем вместе в караван-сарае.

– Ты, иди, – дружелюбно сказал Егор, – а мы немного пройдемся, подышим свежим воздухом. В казарме встретимся.

– Ну, как знаете, – махнул рукой Мамед и ушел.

Друзья пошли в другую сторону. Через десяток, другой шагов, Егорка оглянулся, хотя это можно сделать гораздо раньше, шагов так через пять, ибо улицы в Бакинской крепости и сейчас кривые и короткие, еще и узкие к тому же, а в 40-х годах 13 века были и того менее.

– Ну, что, друг мой, – сказал Егор, убедившись в том, что Мамед их уже не видит, – куда пойдем, что будем делать?

– Как, ты меня спрашиваешь об этом? – ответил Али. – А я думал, что мы следуем твоему детально разработанному плану. Ты так уверенно вел меня по этому ужасному подземелью. Только сейчас при свете этого изумительного дня я могу оценить степень своего безумия, толкнувшего меня следовать за тобой. Да, я определенно безумен.

– Но я не был бы так категоричен, – возразил Егор, – а скорее, склонился бы к версии с вином, опоившим нас. Но хочу заметить, что у нас на Руси говорят, – Бог пьяницу любит.

– Нас, говоришь, – сказал Али, – ты, я вижу, хочешь примазаться к стороне безвинных агнцев, ведомых тобой.

– Ну, знаешь ли, не очень-то ты и следовал, как ты утверждаешь, моему плану. Хотя это был вовсе не план, а импровизация. Вот, где ты шлялся, пока я спал в караулке?

– Ты спал в караулке, а я стоял в карауле. Меня растолкал разводящий, и, не спрашивая, кто я, откуда взялся, вручил саблю и погнал на пост, к дверям одной царственной особы.

– Иди ты?! – не поверил Егор.

– Чтоб я умер, если вру.

– Теперь придется поверить, – нехотя согласился Егор, – и как прошло дежурство.

– У меня было приключение.

– Так расскажи, – попросил Егор.

– Не могу. Речь идет о чести пресловутой особы. Я и так был на волоске от смерти. Даже страшно подумать, что со мной сделали бы, если поймали. Постой, кажется, мы пришли обратно.

– К дворцу?

– Нет, к тюрьме.

Егор поднял голову и увидел перед собой башню, в которой содержался Али. И в которую он сам был помещен вчера вечером. Попятились, развернулись, пошли обратно, быстро юркнули в первый попавшийся переулок, спускавшийся вниз к морю.

– Поскольку уже наступило утро, – сказал Егор, – то нас, вероятно, уже хватились, и домой идти сейчас нет никакого смысла. Именно там нас сейчас и поджидают. Пойдем в мечеть к молле Панаху. Я думаю, что он нам поможет. Я чувствую в нем очень порядочного человека.

– Худшее, что мы можем сейчас сделать – это пойти в мечеть, – заметил Али.

– Почему?

– Потому что винный дух от нас чувствуется за фарсанг. Видишь, встречные прохожие сворачивают в стороны при виде нас.

– А я думаю, что они просто боятся мамлюков-гвардейцев. Мы не сняли форму, – возразил Егор, – видать у них здесь дурная слава. Но ты прав, как всегда, пойдем к Панаху позже. Но как убить время, до вечера еще далеко?

– Пойдем к морю, а потом где-нибудь поедим. Кстати, вот лавка старьевщика, зайдем, сменим мундиры на гражданскую одежду.

Старьевщик был немало удивлен раннему визиту двух чаушей шахской гвардии. Но вопросов лишних задавать не стал, быстро обменял форменную одежду на ношенную, но вполне добротную одежду простолюдинов. Когда Али переодевался, у него из-за пазухи выпал увесистый кошелек, глухо звякнувший монетой.

«Серебро, – на звук определил старьевщик, – но его там немало. Вот скупцы, еще и одежду меняют. Видать убили и ограбили, а теперь скрыться хотят. Пожалуй, не буду сразу выставлять их мундиры, а то неровен час и меня призовут к ответу».

Али при виде кошелька удивленно поднял брови, но быстро вспомнил их происхождение, подобрал деньги и сунул в карман вновь обретенной одежды. Когда они вышли из лавки, Егор сказал:

– Просто из чистого любопытства, если у тебя мошна набита монетами, почему за вино только я платил?

– Это я сегодня ночью приобрел, – чистосердечно сказал Али.

– Вот уж не думал, что ты за любовь стал брать деньги, – съязвил Егор.

– Кто из вас без греха, пусть первый бросит в меня камень, – ответил Али.

Через некоторое время они оказались у крепостных ворот, благополучно миновали их и оказались за пределами стен. Прямо перед ними был морской порт, при виде которого у Али сразу возникли неприятные ассоциации. Не сговариваясь, друзья взяли правее и шли до тех пор, пока не оказались в виду других крепостных ворот, именуемых Сальянскими. Они остановились, не доходя до них. Расположились у прибрежных камней. Была середина ноября, и купальный сезон давно уже закончился. Но светило яркое солнце и они, долго не раздумывая, разделись и бросились в прохладные воды Каспийского моря.

– Всю жизнь мечтал жить у моря, – сказал, стуча зубами Али, когда они стали выходить их воды.

– Чего же не жил, вот оно море, не так уж и далеко от Табриза. Я бы тоже жил, да в наших краях моря нет.

– Да, как-то не сложилось. Все думал, успею.

– Ну вот, мечта твоя сбылась, – заметил Егор.

– Это верно, – согласился Али, – я как-то еще не успел осознать этого факта. С корабля да в тюрягу. Да и сейчас мы на нелегальном положении. И что с нами будет дальше, одному творцу известно. По-хорошему, нам не следует возвращаться, а лучше отправиться отсюда, куда глаза глядят.

– Позволю себе заметить, – сказал Егор, – что у меня там жена осталась. Рабыней, конечно можно пожертвовать, хотя я бы не стал. Ибо такие красотки на дороге валяются. Почему бы тебе не жениться на ней…