Книга Хафиз и султан - Самид Агаев

– Беру свои слова обратно, – заявил Егорка, – мы теперь непременно должны истратить эти деньги, из суеверия. А давно это случилось?

– Очень. Во времена пророка Сулеймана, а может еще раньше.

– А откуда ты все это знаешь.

– Мударрис в медресе рассказывал. Об этом сказано в Коране пророка Мухаммада.

– Он тоже жил во время Сулеймана.

– Кто, мударрис?

– Мухаммад.

– Нет, он жил гораздо позже, он умер всего каких-то шестьсот лет назад.

– Что-то не получается.

– Я думаю, что он узнал об этом из Библии. Когда я изучал суру «та ха», в которой посланник рассказывает о взаимоотношениях фараона и Мусы. Я отметил, что симпатии Мухаммада на стороне Мусы, и откровенно говоря, для меня это загадка. Сам Муса сын Иосифа, который был воспитанником жены фараона. И как это водится, достойно отблагодарил своего благодетеля. Правда, когда я сказал об этом на занятиях, меня чуть не выгнали из медресе. За ересь. Меня спасло заступничество Шамс ад-Дина. Хотя сам посланник говорил, что все три книги: Коран, Библия и Тора, произошли из одной небесной книги. И нет ничего плохого в том, что согласуются друг с другом.

В небольшой рощице, в стороне от дороги, среди деревьев виднелась небольшая постройка, над, которой вился дымок, оттуда доносился запах кебаба.

– Пойдем, посмотрим, чем там кормят.

– А денег у нас хватит? – спросил Егорка.

– На два кебаба хватит, – сказал Али.

– А на вино?

– Вино? – удивился Али.

– Выпить надо на прощание, – заявил Егорка. – Мы пили при встрече, надо выпить при расставании.

– Для того чтобы вернуться в исходное состояние? – спросил Али.

– Нет, в исходное состояние вернуться невозможно, в одну и ту же воду дважды не вступить, нельзя.

Али изумленно посмотрел на товарища. Простодушное лицо Егорки никак не предполагало таких философских речений. В следующий миг он вспомнил, что в рабстве тот долго был скован цепью с греческим философом. Каждый раз, когда Егорка выдавал очередной предикат, он удивлялся, поскольку никак не мог к этому привыкнуть.

– Все течет, меняется и переходит в свою противоположность, – сказал Егорка. – Это сказал Гераклит, – добавил он.

– Я так и подумал, – сказал Али. – Может, на вино тоже наскребем, в крайнем случае, убедишь их в том, что деньги – не главное в жизни. Выдашь им парочку силлогизмов.

– Тогда стоит довести до них идею Парменида о том, что мышление равно бытию. Мысль о предмете, есть сам предмет. Мысль о деньгах и есть деньги.

– Эта идея мне нравится, – сказал Али, но лучше не рисковать, побить могут.

Навстречу им из строения вышел человек и приветствовал их, с любопытством глядя на странную пару.

– Желаете сесть в общем зале или уединиться? – спросил он.

– Уединиться, – сказал Али, вспомнив про вино. Здесь в Нахичеване с этим делом было строго. Уединенным местом оказалась загородка с саманными [115] стенами и с земляным полом. Здесь стоял стол, две скамейки и небольшая жаровня. Подавальщик разворошил уголь, обнажив огонь.

– Что желаете? – спросил он. – И принялся перечислять блюда: бозбаш, пити, тава-кебаб, турш-кебаб, тике-кебаб, люля-кебаб, говурма, сэбзи-говурма, долма, плов, гутаб [116]…

– Остановись друг, – прервал его Али, – принеси нам тике-кебаб, этого будет достаточно.

Подавальшик принял заказ и повернулся, чтобы уйти, но Али остановил его.

– Еще принеси нам кувшинчик вина.

Подавальщик замялся.

– Вино запрещено Кораном, мы не держим вина.

– Я очень хорошо знаю Коран, – возразил Али. – Там ни слова об этом не сказано. Говорить о том, что Кораном запрещено вино, все равно, что «истину облекать ложью [117]».

Подавальщик изобразил на лице удивление и прежде, чем удалиться, сказал:

– Желание клиента для нас закон. Сейчас пошлю оглана, может, найдет где.

Товарищи переглянулись.

– Как здорово ты всегда излагаешь, – заметил Егорка.

– Это моя профессия, – сказал Али.

– Так что, вина нет у них? Может, пойдем в другое место?

– Вино есть, сиди спокойно, грейся.

– Ты не заказал хлеб, зелень?

– Не беспокойся, в Азербайджане, это не надо заказывать, напротив, если не хочешь, надо предупреждать, чтобы не приносили лишнего.

Али протянул руки к жаровне. Егорка последовал его примеру. Появился подавальщик с подносом в руках. Поднос был накрыт полотенцем. Выложил на стол зелень, редиску, сыр и свежеиспеченный хлеб, и… пузатый глиняный кувшинчик.

– Быстро оглан обернулся, – заметил Али.

– Желание клиента для нас закон, – повторил подавальщик. – Кебаб скоро будет готов.

Он вышел, пряча улыбку.

Неплотно прикрытая дверь медленно открылась. Егорка потянулся, было закрыть ее, но Али остановил его.

– Оставь, – сказал он. – Так приятнее, а то сидим как в тюремной камере.

– Не знаю, – сказал Егорка, – не сидел.

– Счастливчик.

– Неизвестно, кто счастливчик. Мы обычно в цепях, на голой земле, под открытым небом. Камера – это роскошь.

– Видишь, как все относительно в этой жизни.

В дверном проеме, в далекой перспективе, высилась гора, вершину ее венчала снежная шапка. Заметив, что Егорка не сводит с нее глаз, Али сказал:

– Это Арарат. Там Нух спасался во время всемирного потопа.

– Какого потопа? – спросил Егор.

– «От прегрешений их были они потоплены и введены в огонь» [118]. В Библии об этом тоже сказано, ты что же, не знаешь Библии?

– Нет.

– Все время забываю, что ты не христианин. Извини.

– А ты откуда знаешь Библию, ты тоже не христианин.

– Я знаю Коран, он родственник Библии. К тому же я богослов, мне положено знать.

Али разлил вино по чашам, поднял свою и несколько высокопарно произнес:

– Я желаю тебе удачи в твоих благородных поисках и благодарю тебя за помощь, которую ты мне оказал. Пусть будет легкой твоя дорога.

Егорка кивнул головой, соглашаясь. Они выпили, закусили редисками, обмакивая их в соль. Али разломил хлеб, понюхал.