Книга Повседневная жизнь комедиантов во времена Мольера - Жорж Монгредьен

Он сговорился с Лебо, а тот попросил у Лувуа нескольких драгун с офицером. Ему прислали лейтенанта Ла Гуарига и десять человек из Ипрского гарнизона, которые прибыли в Бриелле 25 ноября 1681 года. 27-го, в десять утра, Лебо, Брекур и солдаты встретились в Амстердаме. На следующий день Брекур раздал драгунам штыки, ручные гранаты и пистолеты. Наш хитрец-актер к тому времени навестил Сардана и напросился к нему на ужин на 29-е число, чтобы ловчее обтяпать свое дело. Но один из солдат, сильно тревожась, дезертировал и сообщил принцу Оранскому, что заговор направлен против него. Остальные ворвались в дом Сардана, однако самого его захватить не смогли. После провала операции Лебо приказал солдатам бежать, что они и сделали, предварительно побросав оружие в море.

Вильгельм Оранский, думая, что ему грозит опасность, отправил за ними погоню, и их всех арестовали в Роттердаме, тогда как Брекур из осторожности укрылся в Брюсселе, предоставив своим товарищам по театру уплатить его долги. Лейтенанта с драгунами связали и привезли в Гаагу. Людовик XIV просил д’Аво требовать выдачи солдат, однако принц усмотрел в этом деле превосходную возможность дискредитировать Францию. 13 декабря лейтенанта приговорили к смерти, а драгун — к вечному изгнанию. После новых разъяснений французского посла их вовремя помиловали, когда Ла Гуаригу на эшафоте уже завязали глаза.

Дело не выгорело, однако Брекуру дерзости было не занимать: он пересек границу, втихаря явился в Сен-Жермен и «бросился к ногам короля, благодаря его за то, что тот в третий раз помиловал его за услугу, которую он всего лишь хотел оказать ему в Амстердаме». Людовик XIV простил его в последний раз, и Брекур поступил в «Комеди Франсез» на половине пая, деля с Розимоном и Резеном роли покойного Мольера. Но он и там продолжал свои авантюры; не прошло и года, как его посадили в долговую яму, и его товарищам пришлось сброситься, чтобы уплатить его долги и вызволить его из тюрьмы.

Мы далеки от того, чтобы сравнивать подобные темные дела с любовными приключениями актрис, которые уже тогда были у всех на слуху, а сплетники, как всегда, еще больше их приукрашивали и преувеличивали. Однако в исследовании о нравах о них нельзя не упомянуть. Все знали об открытой связи Расина с Дюпарк и Шаммеле и о «дьявольских проделках», по выражению госпожи де Севинье, которые отсюда вытекали.

Парижские театры не обладали монополией на светскую скандальную хронику. В 1661 году странствующая труппа Великой Мадемуазель приехала в Париж, остановившись в Сен-Жерменском предместье. Ее возглавлял актер-драматург Доримон; пребывание труппы в столице, впрочем, окажется кратким, поскольку другие парижские труппы не желали терпеть конкурентов. Поездка в Париж выйдет боком бедняге Доримону, несмотря на зрительский успех. В один прекрасный день его жена Мари Дюмон сбежала с привратником труппы Пьером Озиллоном, захватив с собой семилетнюю дочурку и весь свой гардероб. Эта личная драма дезорганизовала труппу, которая уехала в Брюссель, тогда как Доримон поручил своему отцу и брату разыскать беглецов или, на худой конец, добиться отлучения их от церкви, и подал заявление лейтенанту по уголовным делам в суд Шатле. Девочку нашли и вернули отцу, однако оба преступника оставались ненайденными и предавались безмятежной любви в своем убежище. Их так и не нашли; известно лишь, что после смерти Доримона (который, кстати говоря, написал «Школу рогоносцев»), случившейся в том самом 1661 году, Мари Дюмон и привратник узаконили свою связь, сочетавшись браком, как полагается, по обычаю святой католической церкви, после чего вернулись в театр Генего: она — на сцену, а он — к дверям.

Какая разница между ветреной Мари Дюмон и госпожой Боваль, побочной дочерью Филандра, которая вела самую добропорядочную жизнь и которой молва приписывает двадцать восемь детей! Конечно, это чересчур щедро, однако верно и то, что в дошедших до нас актах гражданского состояния говорится о рождении одиннадцати детей в семье Бовалей. Возможно, аббат де Пюр думал о госпоже Боваль, когда писал:

«Как было бы хорошо, если бы все актрисы были молодыми и красивыми и, если это возможно, всегда девушками или, по меньшей мере, чтобы они никогда не беременели. Ибо, помимо того, во что плодовитость их чрева обходится красоте их лица и стана, это зло неистребимо: едва его изживешь, как оно возвращается снова».

В конце века в связи с вмешательством двора в управление «Комеди Франсез» у актеров, а в особенности актрис, стало больше покровителей, что повлекло за собой скандалы, некоторые из которых получили огласку, как, например, связь Великого Дофина с мадемуазель Резен, с которой он прижил дочь. Король предоставил матери пенсию в 10 тысяч ливров, но после смерти Монсеньора ее выплачивать прекратили.

Стоит ли вспоминать о кокетстве Арманды Бежар, доставившем столько страданий Мольеру, хотя ее неверность так и не была доказана? Другие вели себя гораздо более легкомысленно.

Львиная доля галантной хроники приходилась на певиц и танцовщиц, для которых существовало общее, слегка пренебрежительное название «оперных девиц». Обычно они были не замужем, но чаще всего находились на содержании у богатых поклонников, охотно обещавших им жениться, но почти никогда не выполнявших своих обещаний; зато эти девицы выкачивали из них приличные средства. Господин де Тралаж уточняет:

«Всегда какой-нибудь из них платье становится тесно в поясе, и приходится его расставлять. Не бывает года, чтобы не случилось такой неприятности… Академия музыки превратилась таким образом в Академию любви».

Но не будем чересчур суровы к этим милым девицам, актрисам и певицам, ставя им в вину любовные приключения; вспомним лучше, что они верно служили театру Корнеля, Расина и Мольера и музыке Люлли, одного этого достаточно, чтобы закрепить за ними завидное место в истории театра.