Книга Друзья и враги Анатолия Русакова - Георгий Тушкан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец купил сразу три книги и весь вечер и половину следующего дня просидел за ними.
Перед экзаменом он сходил в Институт красоты свести татуировку с руки. Было стыдно, но еще более стыдно ходить меченым. После неприятной процедуры он сразу повеселел.
На экзамен в ОРУД собралось много народа. Все волновались, нервничали. Встревожился и Анатолий. Легче было бы держать экзамен со своими, такими же, как он, шоферами. Но среди собравшихся автолюбителей были разные люди: рабочие и студенты, служащие и пенсионеры. Явился даже профессор консерватории, потом пришел генерал в отставке. В уголке сидел и зубрил шоферский учебник член-корреспондент Академии наук. Только трое, как и Анатолий, были шоферами третьего класса.
На макете городских улиц стояли крошечные автомобильчики различных марок. Анатолию дали «грузовик», стоявший в третьем ряду, и предложили свернуть на следующем перекрестке направо. Как и следовало, он вывел грузовик в первый ряд к тротуару и свернул, как показывал сигнальный знак, только на зеленый, а не на красный свет, что обычно разрешалось. Спрашивали о скорости езды в тумане, с прицепом и о многом другом. Экзамен он выдержал, и на шоферском удостоверении появился московский штамп.
В самом радужном настроении Анатолий пришел домой и прежде всего позвонил Юре, чтобы сообщить, что он его не подвел — экзамен сдал. Но Юры на месте не было, куда-то вышел. Анатолий взял баян и начал играть, выбирая пьесы самые разнообразные и бравурные. От музыки его оторвал телефонный звонок, звонила Нина. Сказала, что сегодня у нее вечер свободный, и обещала быть у памятника Пушкину ровно в девять.
3
Анатолию все еще доставляли радость и новая одежда, и самый процесс одевания. Вот почему он с такой старательностью завязывал галстук на голубой рубашке, осторожно облачился в новый серый костюм и начистил туфли до блеска.
Мать суетилась вокруг сына, оглаживала складки, поправляла галстук. Помогая ему, она не сразу смогла продеть в манжеты сорочки серебряные запонки — память о муже. Она тихо приговаривала:
— Надену-ка я очки… Вот теперь другое дело. Помню, твой отец, надевая эти запонки, тоже мучился…
Мать принесла одеколон «Шипр», купленный ею для сына, и щедро надушила его волосы и отвороты пиджака.
— Так к кому же ты спешишь на свидание? К Нине? Пойди, пойди… Не узнает она тебя!
На улице, несмотря на поздний час, от каменных стен еще несло солнечным теплом.
Бывает так: живешь в большом городе и до того привыкаешь ко всему, что идешь, ничего не замечая. А отлучишься надолго, и все знакомое предстанет перед тобой с особой четкостью и яркостью новизны. Так было и с Анатолием. Он с наслаждением шагал по центральной аллее Тверского бульвара. Она была полна гуляющих.
Светящиеся матовые шары фонарей тянулись по обеим сторонам аллеи, то выступая, то прячась за чернозеленоватой листвой деревьев. Говор, восклицания, смех, звучание гитары, безмолвные парочки на скамейках в тени — вся эта нарядная, неторопливая, праздничная толпа отдыхающих людей волновала Анатолия.
Что с Ниной? Наверное, уже замужем? Как ей живется?
Вдруг Анатолий остановился как вкопанный, огляделся и не поверил глазам: на своем извечном месте не было памятника Пушкину! Исчез! Анатолий растерянно озирался. Опиравшийся на палку старичок понимающе взглянул на него:
— Что-нибудь потеряли, молодой человек?
— Потерял, — тихо ответил Анатолий. — Целый памятник.
— Пушкину?
— Да. Мы его мальчишками называли «пампуш на твербуле»…
— Развязно. Языковое уродство… А памятник вон там. Напротив «Известий». Перенесли. Долго изволили отсутствовать?
— Долго.
— Неужели в газетах не прочли?
— Прочел… Теперь вспомнил. Но одно дело в газетах, а другое…
— На местности? Вполне вас понимаю… Но не говорите больше — «пампуш», противно! — Старичок проковылял дальше.
Возле памятника Нины не было. После назначенного часа минуло и десять минут, и пятнадцать, и полчаса. Анатолий забеспокоился. Он нервно шагал, чуть не бегал вокруг памятника по новому скверу, пытливо вглядывался в лица и фигуры. Два раза он бросился кому-то навстречу, два раза извинился.
— Нина? — не слишком уверенно окликнул он нарядно одетую молодую женщину, остановившуюся у памятника и чуть скользнувшую по его лицу взглядом.
Но вот она пристально всмотрелась в него и так же неуверенно произнесла:
— Анатолий?
«Как здороваться? — пронеслась мысль. — Поцеловать? Неудобно. За руку?»
— Боже мой! И это ты? Ни за что бы не узнала! — Она шагнула к нему навстречу, чуть коснулась губами щеки и, отступив на шаг. покачала головой. — Красавец, да и только! Й одет как! Блеск!
Анатолий наклонился, чтобы поцеловать ее в губы, но Нина неожиданно отпрянула:
— Тише ты, медведь! Платье сомнешь! Помаду сотрешь!
Анатолий стоял перед ней красный, держа руки по швам. Нина насмешливо посмотрела на него.
— О, мы даже не разучились краснеть! — Она быстро оглянулась и, кокетливо ткнув указательным пальцем в левую щеку, скомандовала: — Целуй сюда!
Вместо стройной, худенькой и голенастой Нины перед Анатолием стояла пышная блондинка, ставшая как будто меньше ростом. Тонкие волосы редкостного пепельного цвета Нина выкрасила в рыжий. Губы ее были лиловыми. Такого же цвета были ногти на руках.
— Зачем ты это? — вырвалось у Анатолия, и он даже коснулся пальцами ее волос.
— Вот как? Не нравлюсь тебе? — игриво спросила Нина, снова оглядывая его с ног до головы. — Нет, ты положительно интересный мужчина. Только шляпу так не носят.
Она сорвала шляпу с его головы, выпрямила ее, вогнула тулью и надела ему на голову, потом поправила галстук и спросила:
— Так куда же мы?
— Сядем! — предложил Анатолий, кивнув на скамейку.
— Итак? — спросила Нина. — Ты женился?
Анатолий недоуменно посмотрел на нее.
— Что ты! Куда мне… Рано…— И добавил, усмехнувшись: — Там не женятся…
— Ах, да…
— А ты разве замужем? — спросил Анатолий, всматриваясь в морщинки возле ее глаз и рта.
— Нет, — резко ответила Нина. — Я материально не нуждаюсь. Ну что ты так уставился на меня?. Я сильно изменилась?
— Если бы встретил на улице — не узнал.
Затейливое зеленое шелковое платье с короткими рукавами очень шло Нине. На левом плече мерцал большой золотой цветок.
— Красивое платье!—одобрил Анатолий, не зная, о чем говорить.