Книга Испытание сталью - Виталий Храмов

– У тебя корабль. Ты оттуда? – я ткнул в потолок.

Моргнул.

Так, это всё осложняет.

– Я не могу допустить, чтобы немцам достался твой корабль, – размышлял я вслух. – Может, удавить тебя? Как говорится: «Так не достанься же ты никому».

Торжество в глазах.

– Что? Проверка была?

Никаких сигналов.

– У тебя есть вариант?

Никаких сигналов. Попробуем иначе.

– Что будет, когда ты приведёшь немцев к своему кораблю?

Сфинкс мне опять показал то же слайд-шоу.

– Ты свалишь? Улетишь?

Моргнул.

– Ты сможешь сделать так, что они тебе не помешают?

Моргнул.

– Ты уверен?

Моргнул.

– А почему не сложилось прошлый раз?

Сфинкс мне показал диафильм, где люди стреляют друг в друга, потом бегут. А тело на носилках лежит. Понятно, исполнители подкачали. Разбежались.

– Всё же я в сомнении. Категорически недопустимо попадание твоих технологий в руки этих выродков. Ты хоть понимаешь, что такое этот германский нацизм? Давай-ка я тебе чуть-чуть расскажу об этих людоедах.

Так, машина встала. Соберись, боец, час «Ху» настал!

– Вылазьте! – заревел голос.

Ага, предателей ещё двое. Водила и тот, что был в кабине. Вылезли. Стоим. Апостол меня держит.

– Что у вас? – закричал хивик, подлетев к машине. Этот – настоящий хивик. В форме. Его форма отличается от той, что носят немцы, но сшита по немецким лекалам.

Водила пинал переднее колесо:

– Шину проколол! Менять надо.

Хивик стал материться, водила получил по шее. Когда поток матерных слов иссяк, он осмотрел нас, кучку пленных, наших конвоиров.

– Так! Этих двоих я забираю… – Его палец указал на двоих пленных, что не были моими «мушкетёрами». – С этими справитесь. Меняйте колесо, догоняйте. Меня за опоздание… А этот что?

Это он про меня.

– Болтал много, – буркнул тот конвоир, что и «приголубил» меня.

– Так пристрелите его – и вся недолга! Что с ним нянчится!

Я оттолкнулся от Апостола. Сам стоял. Шатался, но стоял.

– Контуженый я. Очухаюсь.

– Ладно, сами решайте. Если что – валите их, нах! И время, время! Шнелер! Всё понятно?

Последний вопрос был тому, что сидел дорогой в кабине, а сейчас стоял рядом с хивиком.

Хорошо играют. Натурально. Значит, меня – пристрелить, а лежащего в кузове – не заметили. Ню-ню!

Хивик ушёл.

– Что стоим? – рявкнул «старший». – Я, что ли, колесо менять буду? Быстро, свиньи! Да, ты-то куда, контуженый? Стой, не хрен! Толку от тебя. Мешаться под ногами.

Он плюнул в мою сторону. Мушкетёры занялись шиномонтажом, конвоиры стоят, их контролят.

Меня никто не пасёт. Сейчас? Вот и Апостол смотрит на меня выжидающе. Я покачал головой, сел на траву. Нет. Их – четверо. Нас – четверо. Все настороже. Да, меня никто не пасёт, я смогу одного завалить гвоздём. Может быть. Если не промажу – «прицел»-то сбит. А дальше? соотношение 50/50 меня не устраивает. Нам ещё Пяткина нести.

Колесо сменено. Взгляд Апостола – презрительный. Рассаживаемся в прежнем порядке. Опять напротив меня – рыжий дурачёк в моих сапогах. Да-да. Я уже их застолбил. Рядом – тот, что меня бил.

Когда машина тронулась, я завалился на Апостола и шепнул ему:

– Мой – рыжий.

Апостол оттолкнул меня брезгливо, только потом до него дошёл смысл моего шёпота, глаза его увеличились от удивления. Он кивнул.

Кивок этот не остался незамеченным.

– Что? – строго спросил бивший меня.

– Курнуть бы, – прохрипел я.

Апостол опять кивнул.

Рыжий дурачок заржал:

– А бабу тебе не подогнать, краснозадый?

Едва сдержался, чтобы не ответить желаемое. Ещё раз локтем в голову может совсем поставить крест на побеге.

Сижу, болею, шатаюсь. Дорога неровная, всех шатает из стороны в сторону, а меня – вообще штормит. Гвоздь уже извлечён из гипса, зажат в кулаке. На цель даже не смотрю. Только на его ноги. И на приклады их винтовок, что упёрты в пол меж коленей.

На очередной яме-кочке меня кинуло на Апостола, я сгруппировался, шепнул:

– Поехали!

И с силой качнулся обратно на того конвоира, что мне бил локтём в лицо. Плечом толкая его на выход. Тут же прыгаю на рыжего, выкидывая вперёд руку с зажатым в кулаке гвоздём. По моим ногам пробежал Апостол, схватился с конвоиром.

Рыжий визжал, закрыв лицо руками. Кровь бежала меж пальцев из выбитого глаза. Апостол боролся с другим конвоиром за винтовку, по нему полз Авторадио, вцепился в горло предателя. Краем глаза отметил местоположение Крыса, что в ужасе забился в угол. Не мешает – и то хлеб.

Нанёс быстро ещё два удара в шею рыжему. Первый крик захлебнулся, от второго меня обдало тугой струёй горячей крови. Попал в артерию! Про этого можно забыть.

Повернулся к свалке. Конвоир выпучил глаза, тянул винтовку, Апостол и Авторадио со звериными глазами давили его. У них прям пат. Воткнул гвоздь в глаз конвоиру. Это сразу изменило расклад. И вот уже предатель дёргается в агонии.

По ощущениям, прошло минут пять, но я уже тёртый калач – уложились в несколько секунд. Грузовик только начал скрипеть тормозами.

– Пётр! – хриплю я, толкая Апостола и указывая на кабину.

Винтовка конвоира меняет руки хозяина, выстрел.

– Ещё! – кричу я.

Машина резко встаёт, мы кучей падаем на Пяткина. Мат-перемат. Хлопают двери кабины. Две двери! Оба живы!

– Живо! Живо! – ору.

Апостол и Авторадио выкатываются из машины. Крики, хрипы, сдвоенный выстрел.

– Стреляй! Уйдёт! – полный боли голос Апостола.

Выстрел. Ещё.

Я, наконец, выбираюсь из кузова. И то, с помощью Крыса.

Картина маслом – Апостол зажимает пятно крови посреди груди, Авторадио с колена выцеливает деревья. Один конвоир лежит, сучит ногами – агония.

– Догнать! – кричу.

Авторадио оборачивается, кивает, начинает бег с низкого старта. Я наклоняюсь к Петру.

– Что ж ты так, Пётр?

Он грустно и беспомощно улыбается:

– Командир! – горлом у него идёт кровь. – Я тебя не выдал, командир! Медведь. Я тебя узнал, как только увидел. Не выдал. Под Воронежем летом ты нас на мосту строил, в окопы рассадил, позор искупить заставлял. А я всё одно сдался. Теперь – искупил. Спасибо, командир!