Книга Фельдмаршал Румянцев - Виктор Петелин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А вдруг это ложные сведения и он прорвется где-нибудь в другом месте?
– Вот потому-то я и не могу ничего предпринимать против Платена, пока у меня под носом столь сильный корпус, который может тайно сосредоточиться и всеми силами ударить в каком-нибудь месте. Поди угадай в каком… Предполагаю, что все-таки через береговую дорогу к Трептову, где у меня остался небольшой заслон. Нет больше сил, боюсь распылять корпус на мелкие отряды, которыми будет тяжело маневрировать.
– А если все-таки вы узнаете, что принц пойдет тем путем, о котором вы сказали? Что можно предпринять? Можно ли задержать его?
– Вряд ли… Сильным отрядом на сем пути его не удержать, потому что оная дорога лежит за болотами и провесть туда артиллерию весьма трудно. Однако ж в предосторожность по дороге морской от Кольберга к Трептову я все мосты приказал сжечь, и они сожжены. И естественно, если он пойдет этой дорогой, то я не упущу возможности преследовать его и делать возможные поиски. И то только в том случае, если бы наша первая дивизия предприняла что-нибудь против Платена или хотя бы по меньшей мере старалась удерживать его на прежних позициях, доколе я с герцогом решительное бы дело возымел на его пути… А этого ждать совсем недолго, по всем известиям это предчувствую.
Князь Голицын знал, конечно, что первая дивизия Фермора и не собиралась стоять против Платена, а потому он и сказал об этом Румянцеву.
Тот раздраженно махнул рукой:
– Я так и предполагал, князь. Всем хочется побыстрее на зимние квартиры… А может, у Бутурлина поистощились запасы вина? Ведь я просил его поручить князю Волконскому учинить поиск против Платена, пока он не соединился с Шенкендорфом и не стал еще сильнее… Но он не внял моей просьбе.
Князь Голицын смотрел на разгоряченного родственника, который так близко принимает к сердцу все происходящее здесь, под Кольбергом, и чувствовал, что молодой генерал ни перед какими трудностями не остановится, но крепость возьмет.
– Да все, Петр Александрович, опасаются недостатков в фураже, в провианте. – Князь Голицын сказал нехотя, с сочувствием посмотрел на Румянцева.
– Вот и господин генерал-майор Берг тоже все жалуется… Но я никак не могу понять, почему такие великие округа опустели в такое короткое время, да и корпус-то Берга не весьма многочисленный…
– Плохо умеем пользоваться местными условиями, граф. Население за все должно платить, а мы не используем его, жалеем, сочувствуем, не взимаем полагающейся контрибуции. Вот и получается, что неприятель всегда имеет то, что хочет, а мы все время терпим недостатки во всем… Россия-то далеко, не навозишься оттуда.
– Просто нерадивы… Сколько уж раз сказывался больным генерал Берг. Пусть бы уезжал, я б его спокойно освободил и сам бы вверенные мне легкие войска пропитал… Так нет ведь, все, оказывается, только на словах, а сам Бутурлину другое говорит. Вот и несу крест… Вот недавно получил от майора Ивана Будендика, обретающегося в Камине, рапорт, из которого следует, что в Штепницах гарнизон состоит из одного капитана с шестьюдесятью рядовыми, тринадцатью камер-гусарами да одной пушкой… А генерал Берг мне доносил совсем другое. И рапорту майора я больше верю, потому что сие подтверждает и пленный сержант…
Столько горечи было в словах Румянцева, что князь Голицын попытался как-то успокоить его.
– Ну, ничего, Берг еще себя покажет, он неплохой генерал. А может, Вяземский еще ввяжется в какое-либо полезное предприятие?
– Трудно представить себе, чтобы князь Вяземский со своим корпусом марш на Штаргард предпринял.
– А нельзя ли ложную атаку против Кольберга учинить?
– Ну а как ее предпринять? Допустим, я решусь на это. Значит, нужно вывести войска из-за наших батарей и двинуться на неприятеля, по открытому месту. А чего я добьюсь? Неожиданной атака не может быть, там всегда ждут нашей атаки, это не раз уже было, и всякий раз с уроном для нас, а они спрятаны в земле, их не видно… Нет, только во взаимодействии всей армии нас ожидают авантажные предприятия.
– А сколько у Платена батальонов? – спросил Голицын.
– Да все тот же майор Будендик, со слов пленных и жителей Штаргарда, оказавшихся у него, доносит, что у Платена всего шесть батальонов пехоты, два полка драгун и до шестисот гусар. Так что можно было, не подвергая опасности наш корпус, генерала Платена атаковать и разбить. А генерал Берг ничего не предпринимает против таких малочисленных сил. А мог бы. Вы посмотрите, вот здесь, в Грейфенберге, стоит генерал-майор Яковлев с двумя полками пехоты, недалеко от Берга обретаются полковник Апочинин с его деташементом да полки самого Берга. Это ли не сила, способная разбить шесть батальонов Платена? Но нет… Хоть бы старались отнимать у неприятеля пропитание, которое он везет в Кольберг, хоть бы дороги к Кольбергу от Штеттина открыты не были.
Князь Голицын, внимательно всматриваясь в карту, разложенную на другом столе, подумал о том, что ведь все побережье от Камина до Штеттина контролируется нашими постами. И провел пальцем по всей этой большой территории. Румянцев по-своему истолковал этот жест.
– Вот именно. Вы угадали мои мысли. От Камина к реке Реге, да и в прибрежных деревнях, где наших войск не было, жители не испытывают ни в чем недостатка. Здесь вполне можно прокормить еще хоть один корпус. А Берг жалуется.
«Ну дался ему этот Берг, видно, засел в печенке, не может не упомянуть о нем и минуты», – мелькнуло у Голицына.
– Ведь мой корпус, держась в околичностях Кольберга вот уже четыре месяца, не имеет по сие время ни в чем недостатка. Более того, если я останусь со своим корпусом в Померании, по-прежнему придется рассчитывать только на свои силы.
– Я слышал, вы отдали под суд не одного офицера и солдата за притеснение мирных жителей. Правда это?
– Судили здесь одного. Всем строго-настрого приказано от меня, чтоб не было обид, разорения и грабительства обывателей ни под каким видом. И кроме провианту, фуража и положенной порции, ничего не брать, да и то с крайним порядком и осмотрением. О преступниках же, как и несмотрителях за командами, мне немедленно докладывают. И все строго бывают наказаны.
Долго говорили два генерала о предстоящих битвах, о европейской политике, о требованиях венского двора к русской армии.
– Не пора ли на отдых? – спросил наконец князь.
Голицын быстро заснул: сказывались долгие, изнурительные походы. А Румянцев долго перебирал в памяти последние события, рапорты, которые он отдавал, донесения по службе, допросы дезертиров и жителей, оказывавшихся в лагере…
Пробуждение Румянцева
Снился Румянцеву сон… Будто он вместе со своими сыновьями отправился на охоту, и вот они выслеживали какое-то невиданное животное, но чуть только подходили на выстрел, как оно тут же убегало, словно чуяло крадущихся стрелков. Чудилось Румянцеву, что его мальчики уже отважные стрелки, хотя младшему было всего лишь чуть больше шести…