Книга Пилсудский - Геннадий Матвеев

Согласие Пилсудского на австрийские условия означало, что ему следовало поставить жирный крест на своем плане относительно Царства Польского. С этого момента над ним выстраивалась иерархическая пирамида, персонально представленная председателем ГНК Лео, руководителем Западной секции ГНК профессором Яворским и руководителем Военного департамента Западной секции Сикорским, его недавним подчиненным по Союзу активной борьбы. К тому же не было ясности относительно собственной судьбы Пилсудского.

В начале консультаций по вопросу о создании ГНК Дашиньский настаивал, чтобы командование добровольческим корпусом было поручено именно Пилсудскому, но его предложение не нашло поддержки. По мнению Славека, в этом были повинны национальные демократы, для которых Пилсудский все еще оставался социалистом. Они якобы опасались, что в случае передачи всего польского ландштурма под командование Главного коменданта он поведет молодежь к социальной революции. К тому же «эндеки» крайне низко оценивали профессиональную пригодность Пилсудского для занятия генеральской должности и сумели убедить в этом часть польского общества Галиции. Но дело было не только в интригах национальных демократов, как убеждал Славек. Ведь планировалось создание достаточно крупного военного соединения, и австрийцы не могли доверить командование им самоучке-любителю, к тому же имевшему весьма колоритное прошлое марксиста и террориста.

19 августа Пилсудский был проинформирован Славеком и Сокольницким о качественно новой ситуации, сложившейся в Галиции в связи с созданием ГНК. Жизненный опыт подсказывал ему, что раз с ним не посоветовались по вопросу о судьбе стрелков, то ему вряд ли доверят командование легионами. Нужно было искать такой выход, чтобы не похоронить дело, которому он посвятил два десятилетия. 20 августа Главный комендант обратился к своим офицерам с вопросом, как поступать дальше – подчиниться и перейти на службу Австрии или же сохранить независимость, уйти в леса и вести там повстанческую борьбу, как в 1863 году. Большинство склонялось ко второму варианту, но Пилсудский не мог не понимать, что его молодые подчиненные руководствуются эмоциями а не рассудком. Поэтому он выбрал первый путь. На следующий день на заседании Главного национального комитета он признал новый политический центр и принятые им решения, в том числе и касавшиеся организации легионов. В тот момент это было единственно возможное для него решение, оставлявшее надежду на сохранение хотя бы частичного влияния на ход событий. Не случайно на заданный ему в тот день Дашиньским вопрос об отношении к созданию ГНК Пилсудский ответил: «Это спасло мое существование».

Таким образом, первые две недели войны Австро-Венгрии с Россией со всей очевидностью показали провал долго и тщательно разрабатывавшегося Пилсудским плана решения вопроса о судьбе Царства Польского в полусвободном союзе с монархией Габсбургов. Поляки русской Польши не увидели своих освободителей ни в пруссаках, без всякой надобности жестоко обстрелявших из орудий город Калиш, ни в их союзниках австрийцах. Не вызвало сколько-нибудь серьезного патриотического порыва и появление вместе с австрийцами плохо вооруженных полувоенных людей с польскими кокардами на фуражках-мацеювках, немедленно приступивших к реквизициям продовольствия и лошадей. В одном из своих выступлений в конце 1914 года на собрании офицеров 1-й бригады Пилсудский с горечью отметил, что поляки оказались «поросшим мхом камнем, а не зарядом динамита».

Другой на месте Пилсудского, пережив уже вторую неудачу в реализации своей главной жизненной цели, наверное, сломался бы, сдался, опустил руки. Но наш герой и на этот раз проявил характер настоящего политика, готового бороться за реализацию вынашиваемой идеи до конца, независимо от того, каким будет этот конец – триумфальным или катастрофическим.

На службе Францу Иосифу

Сделав свой личный выбор – подчиниться Главному национальному комитету и открыто перейти на службу Австро-Венгрии – Пилсудский должен был оправдать его в глазах своих подчиненных. Прибыв 21 августа в Кельце, к этому моменту вновь оставленное русскими войсками, он провел совещание со своими офицерами, во время которого проинформировал их о создании ГНК и легионов, а также о своей полной поддержке действий галицийских политиков. Это свое решение Пилсудский оправдывал тем, что получил соответствующее распоряжение от тайного Национального правительства. Таким образом, его недавняя мистификация, потерявшая всякое значение после появления ГНК, сослужила ему на этот раз неплохую службу, избавив от необходимости знакомить участников совещания с подлинными мотивами своего поведения.

Аналогичным образом он объяснил свою позицию и в изданном на следующий день приказе по стрелковым подразделениям. Характерно, что Пилсудский не оставил подчиненным права на собственный выбор, объявив, что поддержал ГНК и легионы не только от своего, но и от их имени. Содержание приказа заслуживает того, чтобы остановиться на нем более подробно. Во-первых, он особо подчеркнул историческое значение факта участия стрелков в первые две недели войны в качестве якобы самостоятельной силы, того, что «самые смелые и самые энергичные взвалили на свои плечи ответственность, инициативу как искра воспламенить порох. И вы стали этой искрой, давая пример другим как передовые участники борьбы польского народа за независимость родины». Как всегда, когда Пилсудский говорил публично о цели своих усилий, он придавал своим словам максимально общее звучание. Поэтому борьба за изгнание русских из Царства Польского превращалась в борьбу за независимость всей Польши. Если принять во внимание, что несколькими днями ранее он согласился поступить на австрийскую службу и в данный момент ждал назначения на новую должность, такое заявление звучало более чем странно. Но, по его признанию в 1932 году, он всю войну должен был всех обманывать – друзей, подчиненных, «опекунов», уверяя, что обязательно победит.

Пилсудский не мог не понимать, что стрелки переживают определенный психологический шок в связи с тем, что их героический порыв не только не нашел признания у жителей Царства Польского, но и был встречен враждебно. Именно поэтому он, явно стараясь наполнить оптимизмом своих подчиненных, попытался успокоить их словами, что «сегодня народ начинает пробуждаться и не хочет оставить нас в одиночестве, в котором мы были до настоящего времени». Заметим, что размышления о причине провала его стратегического плана занимали его в тот момент самым серьезным образом. Пилсудский пытался убедить себя и своих сотрудников, что причиной был не его просчет, а объективные обстоятельства. Так, 19 августа он в числе причин назвал то, что его не пустили в Домбровский бассейн, где у него были подготовленные люди и условия, а бросили в бедные районы с менее всего подготовленным населением, где и помещики, и крестьяне настроены к стрелкам враждебно.

Известно много критических высказываний Пилсудского в адрес польского народа. Вот только одно из них, относящееся к февралю 1915 года. На вопрос, что будет с Польшей после войны, он со злостью ответил: «А что, собственно говоря, должно случиться с Польшей, с этим народом, который никогда не способен ни на какое действие, который является позором Европы и тридцатимиллионным пятном на человечестве»[129].