Книга Лопе де Вега - Сюзанн Варга

Именно в этом убеждает одно его письмо, адресованное близкому другу, с которым он тогда был в разлуке. Что поражает в этом послании, так это удивительный задор, порывистость и пылкость, граничащие с бесстыдством, и всё ради оправдания его образа жизни, суть коего заключается в одной фразе, в которой сосредоточено самое главное для Лопе: «У меня есть здоровье, и при мне все мои домочадцы».

Удачливый в своем литературном творчестве, Лопе позволял себе плыть на волнах успеха, приносимого публикациями его пьес и поощрявшего его писать драмы и комедии. Кроме того, Лопе, став почетным гостем дона Франсиско де Рохаса-и-Гусмана, большого любителя литературы и покровителя поэтов, превратился в настоящего идола для членов литературного кружка, собиравшихся в роскошной библиотеке во дворце этого аристократа.

Почти ежевечерне вокруг Лопе собирались многочисленные любители литературы и писатели, в том числе искусный толедский драматург, автор колких, язвительных интермедий Луис Киньонес де Бенавенте, известный гуманист Томас Томайо де Варгас, а также поэты Хосе де Вальдивьесо, Балтасар Элисио де Мединилья и Гаспар де Барьонуэво. Многие из них примут участие в организации празднеств и торжеств, которые было решено провести весной 1605 года в честь крестин будущего короля Филиппа IV. Толедо выразил желание взять на себя честь отметить сие великое событие и поручил Лопе позаботиться об организации торжеств в честь юного принца, которые намечалось провести под знаком поэзии. Итак, главным событием торжеств Лопе решил сделать состязание поэтов и открыть его намеревался блестящей речью, а завершить — не менее изысканной речью, в конце которой провозгласить имена победителей. У него все же не хватило дерзости включить в сей список вполне приличный сонет некой скромной участницы конкурса, представившейся под именем пастушки Лусинды. Надо сказать, что сама так называемая Лусинда вообще-то хотела сопроводить свое стихотворение особым замечанием, из коего слушатели должны были узнать, что она принимает участие в конкурсе только ради чистого удовольствия, а вовсе не из желания победить. Можно предположить, что в данном случае Лопе проявил деликатность и внимание, чтобы вовлечь свою прекрасную невежду в литературную жизнь города. Но Микаэла, обойдясь без особого замечания, все же поступила самоотверженно, когда во время торжеств на суд зрителей труппой Валтасара де Пинедо была представлена пьеса Лопе «Храбрый каталонец»: Микаэла вернулась в труппу, чтобы сыграть в этой комедии главную женскую роль. Короче говоря, празднества эти оставили столь сильное впечатление, что знаменитому мадридскому издателю Луису Санчесу было поручено написать о них подробный отчет и опубликовать его, что и было сделано.

Вслед за королевскими крестинами последовали еще двое крестин, правда, более скромных. Первой была окрещена очаровательная девочка, родившаяся в семье Микаэлы де Лухан, которую к купели сопровождал целый сонм поэтов: крестный отец Мартин Чакон и свидетели Хосе де Вальдивьесо, Эрнандо де Гандра, Агустин Кастельянос. Она была наречена Марселой и стала любимой дочерью Лопе, и мы еще будем говорить о ней. Но тогда, при сложившихся обстоятельствах, было объявлено, что она родилась «от неизвестных родителей».

Следующей весной, 28 марта 1606 года в церкви Сан-Хусто крестили сына Лопе и Хуаны де Гуардо. Крестный отец — дон Грегорио де Ангуло и крестная мать — донья Марсия де Кастро были именитыми гражданами Толедо. Мальчика нарекли Карлос Феликс, и впоследствии он не раз будет упоминаться в стихотворениях отца под уменьшительным именем Карлильос. Менее чем через год, словно в ответ на рождение законного сына, Микаэла де Лухан тоже родила мальчика, которого нарекли Лопе Феликс; в семье его ласково называли Лопито. Обряд крещения состоялся 7 февраля 1607 года в Мадриде, в приходской церкви Сан-Себастьян. Крестным отцом ребенка стал знаменитый писатель Антонио Хуртадо де Мендоса, крестной матерью — не менее известная актриса Херонима де Бургос, о которой речь впереди и которая станет несравненной исполнительницей роли главной героини пьесы Лопе «Дурочка». На сей раз ребенок был признан и матерью, и отцом и получил звучное имя Лопе Феликс дель Карпьо-и-Лухан.

Почему его крестили в Мадриде? Потому что Лопе рассчитывал снять там дом, что он и сделал 22 октября 1607 года: дом на Калье-дель-Фукар был снят на два года, в нем Лопе разместил Микаэлу де Лухан с детьми и сам проводил там немало времени.

Загадочное исчезновение

Два события, имевшие очень важные последствия, предоставили Лопе случай продлить свое пребывание в Мадриде, в этом опустевшем, обезлюдевшем городе, где он, однако же, не прекращал бывать. Эти события подтолкнули его подумать о том, чтобы сделать этот город местом своего постоянного пребывания. Эти события совпали с происшествием, которое потрясло его до глубины души: с исчезновением Микаэлы де Лухан, исчезновением загадочным, внезапным и необъяснимым. Таинственность, окружавшая ее исчезновение, была столь же непроницаемо темна, сколь ослепительно было ее вторжение в жизнь поэта. Еще более необъяснимым было молчание Лопе по сему поводу. Да, он хранил молчание, он, человек, в таком изобилии «населивший» свои произведения образами своей возлюбленной, он, столь тесно связывавший свою реальную жизнь и свою поэзию! Как мог он нигде не оставить никаких следов, напоминающих об этом происшествии! Но нет, не существует ни одного стихотворения, в котором бы говорилось о конце любви или отъезде, нигде нет и тени горького сарказма, свидетельствующего о разрыве, нет и исполненной горем элегии, где оплакивалась бы внезапная смерть. Ничего, кроме разве лишь одного сонета, опубликованного тридцать лет спустя, в 1634 году, незадолго до смерти самого Лопе, в котором дан набросок портрета прекрасной покойницы, со смертью которой «искусство притворства» лишилось всякого правдоподобия, убедительности и достоверности. Она, по словам Лопе, была сообщницей поэта в создании его видений, она умела воссоздать образ жизни и заставить усомниться в истинности образа смерти:

Она умела изображать столь верно своих героинь, Что, когда она умерла, все едва Могли поверить рыданиям, Вызванным сей утратой. Она умела столь превосходно играть роли в жизни, Что, когда она умерла, невозможно было поверить, Что смерть ее — не актерская игра.

Но кто может удостоверить, что в актрисе, о которой идет речь в этом сонете, следует узнать Микаэлу де Лухан, Лусинду, ибо имя ее ни разу не названо?

Единственным, так сказать, «ощутимым» свидетельством союза Лопе и Микаэлы кроме свидетельства о крещении Лопе Феликса, акта, узаконившего официально «плод их любви», был лаконичный росчерк в виде двух начальных букв ее имени и фамилии, которые Лопе в последний раз поставил перед своей подписью в официальном документе, касающемся его пьесы «Битва чести» и датированном 1608 годом. Известно также, что пять лет спустя Лопе, похоронив свою законную жену донью Хуану де Гуардо, взял под свой кров Марселу и Лопито, двух младших детей Микаэлы де Лухан. Некоторые исследователи утверждали, что она была жива вплоть до этого времени, основываясь на одном документе городского управления (муниципалитета) Толедо, в котором говорилось о возможном проживании этой дамы в одном из домов квартала Сан-Лоренцо и о существовании у нее служанки, рабыни-мулатки по имени Эльвира.