Книга Дитрих и Ремарк - Людмила Бояджиева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, речь не об этом. Речь о книжке Людмилы Бояджиевой «Дитрих и Ремарк», вышедшей в 2007 году в «вагриусовской» серии «Двое». Она оставляет, мягко говоря, двойственное впечатление. С одной стороны, увлекает, хотя, в сущности, не более чем компонует и пересказывает хорошо известные мемуары Марлен Дитрих, ее дочери, а также письма и (немного) романы Ремарка. В этом смысле критиковать автора, пожалуй, не за что, хотя — как посмотреть… Конечно, книжка и называется «Дитрих и Ремарк», и с самого начала утверждает: Дитрих — главная героиня повествования. В ее бурной жизни Ремарк — пусть прекрасный, однако лишь эпизод. Но, право же, если говорить о большой любви (а серия-то именно о ней, о большой любви выдающихся людей!), то она-то как раз была не у Дитрих к Ремарку, а у Ремарка к Дитрих. И именно Ремарк превратил эту любовь в несколько сильнейших романов трагической эпохи заката христианской культуры. Именно Ремарк — даже не романом писем к Дитрих, а именно «Триумфальной аркой» и «Тенями в раю» — создал прекрасный надгробный памятник и этой любви, и эпохе, и, пожалуй, всей классической художественной литературе. Последней — уж точно не намеренно и, скорее всего, потому, что сам ни по масштабу личности, ни по масштабу дарования, ни по судьбе классиком не был, а был художником маньеристского склада (в широком смысле термина) и истериком. В то же время холодная, расчетливая Дитрих… Я просто хочу сказать, что мне при чтении книжки Л. Бояджиевой не хватало Ремарка, а Дитрих уже к середине небольшого повествования смертельно надоела. Ну, вот представьте себе, что книжка о любви-ненависти Блока и Менделеевой была бы написана с позиции Любови Дмитриевны. А что? Она ведь тоже была бездарной актрисой!..
С другой стороны, увлекательное это чтение, пожалуй, излишне развлекательно для серии, в которой прежде выходили несколько более серьезные повести, во всяком случае, тексты, не совмещающие прямую речь героев, придуманную автором, и фрагменты из их книг и писем. Вообще говоря, смешение стилей в книжке Людмилы Бояджиевой чисто окрошечное. Начинается она как дамский роман: — Ты меня любишь? — Да! — Ах! — и он поднял ее сильными руками высоко-высоко к синему небу весеннего Парижа, и она задохнулась от запаха цветущих каштанов… Ну, примерно так, затем переходит в правильный, привычный, данный как бы от незаинтересованного третьего лица рассказ о молодости нашей ушлой героини. И только к середине книжки, пересказав множество эротических подвигов Марлен, автор наконец добирается до Ремарка. А потом, естественно не бросая уже насовсем беднягу, время от времени возвращаясь к его письмам и романам, вновь, всерьез и надолго, обращается к актрисе, к ее новым победам, чередующимся, однако, в силу возраста, уже с поражениями, чтобы в конце концов, сохраняя в душе восхищение, некоторым образом развенчать эту женщину, никого за долгую свою, почти столетнюю жизнь, кроме самой себя, не любившую и ничего, в сущности, не создавшую в искусстве, кроме, разве что, моды на лесбийский стиль одежды. Подумаешь — не Дитрих, так какая-нибудь другая эмансипе сделала бы то же самое в то же самое время!..
Есть, однако, и третья сторона, так сказать, взгляд сверху. Вот этот взгляд сверху позволяет увидеть, что, написанная примерно так, как пишут очерки для журнала типа «Караван историй», эта книжка, если читать ее внимательно, не увлекаясь слишком-то экзотическими похождениями голливудской эротоманки, переспавшей со всеми сколько-нибудь выдающимися представителями и представительницами Старого и Нового Света от старшего Кеннеди и Чаплина до Жана Габена и Эдит Пиаф, эта книжка сообщает немалое количество не расхожих сведений о культуре и истории ХХ века, о его творцах — подлинных и мнимых, о тех, кто памятен и забыт, словом о людях, лицах и порой — о ликах, ведь и самый обычный человек в иных обстоятельствах становится героем (перечитайте Ремарка — это, в общем-то, его главная тема).
Приведу один только пример. Немало читавший Ремарка и о Ремарке, с восхищением относящийся к творчеству Лени Рифеншталь, я, например, не знал, что первый знаменитый свой роман, «На Западном фронте без перемен» молодой писатель создал за шесть недель, которые прожил как раз у Лени, будущей звезды нацистского, а впоследствии — это ведь воистину исключительный случай в истории! — и мирового кино, на ту пору — юной белокурой актрисы, возлюбленной малоизвестного сочинителя.
Таких примеров можно было бы привести немало, но, к сожалению, необходимо привести примеры совсем другого характера. И это — четвертая сторона дела, едва ли не в целом перекрывающая все его достоинства. Чья вина в том, о чем я сейчас расскажу, — не знаю. На автора, многолетнего сотрудника Института Истории Искусств и, как уже было сказано, известного искусствоведа, занимающегося как раз немецкой культурой, подумать, вроде бы, грешно. Разве на наборщицу? И уж точно вина лежит несмываемым пятном на ведущем редакторе книжки А.В. Коваленко и редакторе Т.И. Лошкаревой. Видите ли, дело в том, что, во-первых, на странице 166 черным по белому написано: «Ремарк снова пылает страстью и, проводив Марлен в Америку, вскоре уезжает в Порто-Ронко, чтобы работать на романами «Триумфальная арка» и «Возлюби ближнего своего» («Жизнь взаймы»)». Но ведь всякому, кто читал Ремарка, известно, что «Возлюби ближнего…» и «Жизнь взаймы» — совершенно разные вещи.
Это, однако, не главный перл издания. Главный — на странице 21, где рассказывается об атмосфере грядущего конца света, царящей после Первой мировой войны в культурном Берлине. Цитирую: «Страшным пророчеством упиваются — оно щекочет нервы, придает наслаждениям пряный привкус. Книга Оскара Шопенгауэра (курсив мой. — В.Р.), предсказывающая закат Европы, столь же популярна, как джаз или теория относительности… Лена фон Лош (настоящее имя Марлен Дитрих. — В.Р.) обожает поэта Костнера, щеголяет цитатами из Шопенгауэра…» и так далее.
И здесь уж, право, трудно обвинить малограмотных наборщиков. Вряд ли кому из них придет на ум самостоятельно «губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича»… Не было в немецкой культуре такого философа — Оскара Шопенгауэра, был Артур Шопенгауэр, но блистательный и во многом воистину пророческий труд «Закат Европы» принадлежит не ему, а Освальду Шпенглеру. В моей молодости это знали даже некоторые студенты Новосибирского института советской кооперативной торговли, не говоря уж о профессиональных искусствоведах, занимающихся немецкой культурой ХХ века.
В результате не знаю, что и сказать. Рекомендовать эту, в общем, разбросанную и неряшливую, никакой оригинальной концепции не предлагающую, да еще же и грешащую столь крутыми ляпами книжку неподготовленному читателю, конечно, не имею права. Подготовленный же читатель все главное знает или может узнать и без посредничества Людмилы Бояджиевой, прямо из тех же книг Ремарка, Дитрих и ее дочери, Марии Ривы, из которых ничтоже сумняшеся черпала полным ковшом и Людмила Владиславовна. Благо, к сегодняшнему дню все они изданы, прежде всего, тем же «Вагриусом», и легко доступны.