Книга Моя русская жизнь. Воспоминания великосветской дамы. 1870-1918 - Мария Барятинская

Часто я дежурила по ночам, но обычное мое время было с девяти утра до четырех часов дня, после чего я возвращалась в свой дом для выздоравливающих, который сейчас уже был забит ранеными. Можно себе представить, что я была занята по горло.

Тем не менее однажды я поехала в Ивановское навестить родителей мужа и забрать к себе в Киев дочь. Я нашла свекра в очень плохом состоянии здоровья. Ночью у него случались приступы удушья, и он испытывал ужасную боль, которая не давала ему спать. И все-таки он сохранял живой интерес к событиям на фронте и заставил меня рассказать во всех деталях все, что я могла услышать и увидеть. Перед ним была разложена карта и булавки для того, чтобы отмечать продвижение войск. Он был полностью уверен, что война не будет долгой и что наше дело правое.

Мой свекор очень хотел уехать в Петроград (город уже не назывался Санкт-Петербургом), потому что, как он утверждал, воздух Ивановского слишком сырой. Моя бедная свекровь очень переживала за него.

Мы все уехали в одно время – я забрала дочь в Киев, а родители моего мужа отправились на север. Через несколько дней я получила телеграмму от свекрови, в которой она умоляла меня предупредить мужа и немедленно привезти его в Петроград, потому что состояние свекра было в самом деле тяжелое. Понимая всю исключительность и серьезность положения, генерал Иванов предоставил моему мужу отпуск, чтобы он смог заехать за мной в Киев, а оттуда – сразу же в Петроград.

Слава богу, на этот раз мой свекор был вне опасности, хотя и был очень слаб, когда мы приехали к нему. Я долгое время оставалась подле его ложа. Он сказал мне, что скоро должен умереть, но, как он надеялся, не раньше, чем наши войска войдут в Берлин! Он то и дело говорил о доброте к нему вдовствующей императрицы, которую та проявляла на протяжении всей его жизни. Ее величество несколько раз приезжала навестить его с момента его возвращения в Петроград.

Он так хорошо держался, что доктора заявили, что мы можем уезжать. И мы так и сделали, но в самый день нашего возвращения в Киев, когда муж уже готовился к немедленному отъезду в Холм, пришли одна за другой две телеграммы от моей кузины, княгини Щербатовой. «Папа крайне болен, возвращайтесь» – так говорилось в первой и «Папа безнадежен» – во второй. Тем же вечером в мрачном расположении духа мы выехали. Поездка была жуткой. Казалось, поезд вообще стоял на месте, и когда мы доехали до Вильны, нас ждала телеграмма, сообщавшая, что мой свекор умирает.

Наш поезд двигался все медленнее и медленнее, пути были заняты составами с войсками. Когда, наконец, мы доехали до Петрограда, на вокзале нас ждала машина, и мы помчались домой как сумасшедшие. Мы вошли в спальню, где у постели моего свекра собралась вся коленопреклоненная семья. До его кончины оставалось только двадцать минут, но я думаю, что он признал нас, потому что на его лице появилась почти неуловимая улыбка.

Моя свекровь отлично держалась, она стала всех успокаивать. Я позвонила в Аничков дворец, чтобы сообщить вдовствующей императрице, что уже больше нет ее старого и верного слуги. Ее величество тут же отправилась к нам. Какую доброту проявила она и какое утешение принесла всей семье! Два раза в день она приезжала на заупокойные службы, которые служили у ложа всем нам дорогого умершего. Она входила просто, без всяких объявлений и занимала место среди скорбящей семьи.

Три дня спустя, пока шла подготовка к отправке его останков в Ивановское для захоронения в семейном склепе, состоялось временное погребение.

В то время император находился на Кавказе, куда он поехал, чтобы поблагодарить свои мужественные войска, с таким успехом сражавшиеся против турок. И мой муж телеграммой известил его о кончине отца. В ответ пришло долгое и трогательное письмо с выражением сожаления.

Потом мы слышали, что перед отъездом на юг император посетил моего свекра и долгое время оставался с ним наедине. Этот визит очень подбодрил умирающего и весьма его осчастливил. Особое обаяние, исходившее от нашего обожаемого монарха, не могло не доставлять радость всем, с кем он беседовал.

Нам пришлось пережить горе потери еще одного человека. Один из товарищей мужа по полку умирал и мог только говорить. Он находился в госпитале императрицы Александры Федоровны и рассказывал нам, как была добра к нему ее величество. Но он ненавидел Распутина, испытывал крайний ужас при виде этого человека, который также часто посещал раненых офицеров.

Печальные и подавленные оттого, что приходится покидать мою свекровь в ее беде, мы с мужем уехали из Петрограда – он отправился на фронт, а я вернулась к своим обязанностям. Сейчас под моим началом был уже настоящий госпиталь, а не просто дом для выздоравливающих, потому что здесь регулярно оперировали раненых.

В Киев приехал его величество император для посещения госпиталей. Улицы были наводнены толпами народа. Энтузиазм достиг предела, и каждый киевлянин стремился хоть краешком глаза увидеть обожаемого государя, который также побывал в Софийском соборе на благодарственном молебне. Мы стояли очень близко от его величества и наследника престола. Моя дочь, как и я сама, была тронута до слез тем, что лицезреет их в такой торжественный момент. Император выглядел очень сосредоточенным, но при этом каким безмятежным и уверенным в себе! Маленький цесаревич в своей солдатской форме был очарователен.

Из Киева его величество отправился в Холм и, когда там увидел моего мужа, милостиво заметил ему: «Мне было очень приятно видеть в соборе лицо твоей жены среди множества незнакомых мне людей».

Успехи, по поводу которых было ликование, выглядели очень обнадеживающими. В наших руках был Львов, столица Галиции, генерал граф Георгий Бобринский был назначен там генерал-губернатором.

Однако генерал Иванов не испытывал чрезмерного оптимизма. Он говорил мне, что мало того, что Галиция – в наших руках. Теперь важно удержать ее. Его тревожила нехватка боеприпасов, которые позволили бы ему удержать свой фронт, и он совсем не разделял уверенности генерала Сухомлинова в том, что Россия имеет все, что для этого требуется. Мой муж как-то застал генерала Иванова стоящим на коленях перед иконой, когда генерал благодарил Господа за то, что боеприпасы были доставлены на фронт в самое нужное время.

Генерал Иванов категорически был против планов Брусилова о продолжении наступления, потому что мы в Карпатах тогда слишком ушли вперед. Обычно говорили, что Иванов все видит в черных красках, но – увы! – этот опытный человек в действительности видел все слишком ясно.

Эту весну мы провели в прелестном доме графини Браницкой в Белой Церкви, когда-то принадлежавшем знаменитой племяннице Потемкина – мадемуазель Энгельгардт, вышедшей замуж за гетмана Браницкого и здесь похороненной. Я знала графиню с детства и была рада побывать у нее и ее дочери, княгини Бишет Радзивилл, к которой я была так привязана. Графиня и княгиня приехали в Белую Церковь прошлым летом, как обычно делали в это время года, а потом собирались отправиться на осень в Ниццу, где у графини была вилла. Но конечно, когда разразилась война, они не смогли осуществить свое намерение и остались здесь.