Книга Проект «Око» - Александр Якубович

— Как тебя зовут хоть?

— Генри. Можешь звать меня Генри.

— Хорошо, Генри. А что ты сделаешь потом? Пристрелишь меня, или вы, армейские собаки, устроите показательную казнь — вздернете Кровавого Мясника, или какое там мне прозвище вы придумали?

— Ты и вправду считаешь, что ты в плену? Твой друг Мэтт находится в этом здании, пьет чай с моим начальством и ждет, пока ты встанешь на ноги. Считай, что опять вытянул счастливый билет. Мы не армия. Уже не армия.

«Ну, хотя бы это радует, — подумал Оливер, — даже если этот кусок дерьма лжет, стоит выиграть время. Может быть, что­то придумаю».

— Ты хочешь знать, правда ли все, что обо мне говорят?

— Конечно, ведь говорят очень много.

Оливер улыбнулся.

— Я сам слышал эти байки от других бойцов. Слышал, что моим именем пользовались на допросах — грозились отдать на обработку бригаде Стального Генерала, если не заговорят… — на секунду Оливер умолк, а после продолжил: — И знаешь, что самое ужасное во всем этом?

— В том, что ты не такой?

— Да, — кивнул Оливер, — я хуже. Моя ударная группа была отрядом самоубийц, но самоубийц, умеющих держать язык за зубами. Они многое унесли за собой в могилу.

Мыслями Оливер был уже далеко.

— Вот только никого не интересует предыстория. Все думают только о последствиях — моих зверствах. Знаешь, как развлекались отряды солдат на территории, подконтрольной нам, сопротивлению? Отряды, где старший чин — желторотый лейтенант или разжалованный до сержанта офицер­ублюдок? Они грабили, насиловали, убивали. Считали, что очищают землю, якобы принадлежавшую им, от мусора и предателей. Ты когда­нибудь видел изнасилованную и порезанную ножами одиннадцатилетнюю девочку?

Генри молчал.

— Мы нашли ее во время одного из заданий. Зашли в дом в поисках укрытия — знали, что там живет семья из четырех человек. Честные люди были, работали, пытались заниматься хозяйством. Отец семейства выменивал у нас одежду и консервы на свежие овощи. О, ты не представляешь, какие он выращивал помидоры! А как консервировал! Так вот, как­то заходим мы к нему, а на пороге находим его жену с простреленным лицом. Она, видимо, сразу бросилась на солдат, как увидела, — не хотела даваться живой. В гостиной лежал Стив и его старший сын с перерезанными глотками, а наверху мы нашли их младшую дочь, она еще была жива. Солдаты порезали ей лицо и только­только появившуюся грудь, выбили все зубы, изнасиловали так, что порвали все, что можно было порвать женщине, и бросили умирать. Думали, не перенесет потери крови.

— Она выжила? — спросил Генри.

Оливер помолчал, но через некоторое время ответил на вопрос:

— Мы дали ей умереть. Это было милосерднее, чем заставлять ее жить дальше после всего, что произошло.

Оливер опять прервался.

— А потом мы отправились на поиски этих уродов. Мэтт меня чуть не отправил под трибунал за неподчинение приказу, за игнорирование миссии, пока не узнал, почему мы отклонились от маршрута. На поиски ушло почти три дня, но мы их нашли. Я был с лучшими из своей группы — восемь человек, а их было всего трое.

— И что вы сделали?

Оливер тяжело прикрыл глаза, вспоминая ту ночь.

— Часового мы взяли тихо, двое других спали. Нормальный бы человек не смог спать неделю, если бы просто наблюдал за тем, что они вытворяли с девочкой, а эти спали. Мы их взяли, стали обыскивать. И тут один из моих парней нашел в одной из сумок этот нож. Это был керамбит — вещь, по сути, бесполезная, скорее, так, аксессуар, чтобы хвастаться им перед другими солдатами. Штык­нож намного полезнее. Но это был непростой керамбит, а с серрейторной заточкой. Видел когда­нибудь?

— Нет.

— Это когда на режущей кромке пропиливают зубья, как у пилы, только не разводят в стороны. Страшная вещь, — Оливер умолк, переводя дух.

— И что потом?

— Когда я увидел этот нож, я понял, что оставило эти рваные раны на лице и руках девочки. А решение оскопить солдат пришло спонтанно: мы думали их просто расстрелять после допроса. Но привязали их к крыльцу, и этим ножом я лично подсек всех троих под корень, а сам нож оставил воткнутым в балку, как послание тем, кто найдет тела.

Генри молчал.

— Видимо, с тех пор все считают, что у меня при себе всегда подобная игрушка, которой я без разбора кастрирую пленных, — Оливер прервался, будто бы что­то пытался вспомнить. — Ты слышал эту историю в академии, так?

— Да.

— А когда закончил? — Оливер немного приподнялся на локте, чтобы лучше видеть собеседника.

— Да лет пятнадцать назад, может шестнадцать, уже не упомнишь.

— Понятно.

Оливер еще несколько секунд смотрел на мужчину, который представился как Генри, а потом опять заговорил:

— Пятнадцать лет, да, Генри? Проблема в том, что это произошло всего полтора года назад.

Стальной Генерал рванул с койки и повалил своего собеседника на пол. Он попытался замахнуться левой рукой, но острая вспышка боли в боку скрутила его и не дала ударить самозванца.

Генри лежал и улыбался.

— Ну чего же ты, бей. Ты же Оливер Стил, великий и беспощадный Стальной Генерал! — он сбросил с себя Оливера и поднялся на ноги. — О твоей жестокости слагали легенды десятилетиями, Оливер Стил. И были бы у тебя сейчас силы, ты, как медведь, задрал бы меня голыми руками. Человек очень хрупкое создание, и ты это прекрасно знаешь. Человека очень сложно и одновременно очень просто убить. Что ты чувствуешь, когда убиваешь? Ничего? Так ты всем всегда говорил? Нет. Ты получаешь от этого удовольствие, потому что в твоей груди полыхает пламя ярости. Парадокс: для того чтобы не свихнуться окончательно, тебе нужно убивать, но убивать не просто так, а по приказу. Ведь именно поэтому ты стал преданным цепным псом Мэтта Харриса, да? Ведь он спас тебе жизнь, вознес тебя до бригадного командира, а ты в ответ делал любую грязную работу, прикрывая свои дела тем, что борешься с кровавым режимом, являешься солдатом сопротивления! Ты просто бандит, убийца и садист, Оливер Стил.

— Бандит? Садист? — Оливер попытался улыбнуться, но слишком сильно болел бок. — Убийца? Да. Бандит? Может быть. Садист — нет. Знаешь, сколько раз женщины просили меня пустить им пулю в затылок, только чтобы не попасть в плен? А знаешь почему? Потому что лучше было умереть от руки своего товарища, чем сгнить в яме, чем попасть к армейским палачам. И кто после этого садист? Я? Да, приговор у меня был всегда один — смерть, но это была слишком легкая смерть для слишком многих: смерть от пули, которую они не заслуживали.

Оливер медленно поднимался: сначала на колени, а потом, тяжело опираясь на кровать, на ноги.

— Кто ты такой, Генри? — имя мужчины Оливер не сказал, а выплюнул. — И почему ты еще меня не пристрелил?