Книга Конец – молчание - Виктор Егоров

«И.В. Сталин У. Черчиллю

Лично и секретно

…Выражаю Вам признательность Советского правительства за заверение, что правительство Великобритании будет рассматривать всякое использование немцами ядовитых газов против СССР так же, как если бы это оружие было направлено против Великобритании, и что британские военно-воздушные силы не преминут немедленно использовать имеющиеся в Англии большие запасы газовых бомб для сбрасывания на подходящие объекты Германии…

Понятно, что, если Британское правительство пожелает, СССР готов в свою очередь сделать аналогичное предупреждение Германии, имея в виду возможное газовое нападение Германии на Англию.

29 марта 1942 года».

Примерно в те же дни к Вилли попали на несколько минут материалы экспериментального отдела Генштаба по химическим средствам, и он сумел в них заглянуть. Тогда они с Димой окончательно поняли, что надо торопиться. Потом это подтвердил еще один документ с красным штемпелем… И еще один…

Вскоре было получено разрешение Центра, а Шварц сумел раздобыть нужную форму и соответствующие аксессуары.

…То раннее утро было не по-апрельски сухим и теплым. Все спешили по своим делам и не обращали никакого внимания на двух военных связистов. Берлинцев ничем нельзя было удивить! Ни разнообразнейшими мундирами многочисленных гитлеровских сателлитов, ни обилием специалистов, почему-то торчащих в тылу.

На улицах можно было увидеть кузнеца и шорника, голубевода и фейерверкера: крупная буква F на рукаве свидетельствовала о том, что человек этот имеет дело с огнем! Поэтому никто не заинтересовался тем, что два связиста вошли в подъезд огромного дома, который стоял рядом с таинственным особняком, обнесенным неприступной стеной.

Все дело заключалось в том, чтобы забраться на крышу, укрепить в трубах дымоходов зеленые лампочки, протянуть от них провода в подъезд и упрятать выключатель в такое место, где его никто не сумел бы обнаружить.

Дима должен был сообщить по рации, что все в порядке, и узнать, когда прилетят самолеты. А Вилли, проинформированный им о дне, вернее, о ночи воздушного налета, собирался заранее заглянуть в тот самый подъезд, включить хорошо видимые издалека зеленые лампочки и удалиться.

Как ждали они, находясь в разных концах Берлина, назначенного часа! Как чуть не прыгали от радости, заслышав именно в это время гул самолетов! С каким наслаждением считали разрывы!

Они гадали до утра: попали наши летчики в цель или не попали! А на следующий день, очутившись около лаборатории, убедились, что попали.

Их не подпустили к особняку – весь район был оцеплен. Всю ночь здесь, говорят, что-то рвалось и полыхало. Видно, в закромах лаборатории имелось такое, чему «фойер» был крайне противопоказан.

Дима подошел к окну, подергал толстые переплетения. Нет, ничего не выйдет. Намертво приварены друг к другу! Он еще раз в сердцах дернул решетку и уселся на старое место: мысль о побеге надо было пока оставить, положившись на свое прежнее везение…

– Выходите!

Дверь приоткрылась, и на Диму глянули хмурые глаза часового. «Бессонница или запой?» – вдруг подумал Варгасов, хотя думать ему надо было совсем о другом. Но с Димой всегда так случалось в минуты опасности, будь то экзамены в институте или аресты: в голову без конца лезли посторонние, не имеющие к событиям никакого отношения мысли.

Может, это шло именно от того, что каждый раз в минуту напряжения и неясности в нем, где-то глубоко-глубоко, еще не осознанное, не обнаруженное, уже вызревало какое-то решение, рождалась контрмера?

Варгасов не успел переступить порог кабинета, где всего час назад его дубасил болезненный фельдфебель, как тот уже опять очутился возле арестованного, намереваясь сунуть снова костлявым кулаком ему поддых. Но из кресла в углу поднялся пожилой рыхлый майор.

– Отставить!

Он подошел к Варгасову, внимательно оглядел его с ног до головы – неприметное лицо, дешевенький костюмчик, – потом кивнул на стул:

– Садитесь! Повторите-ка мне свою… легенду.

Варгасов не обратил никакого внимания на слово «легенда» и принялся добросовестно пересказывать уже рассказанное фельдфебелю.

Дима говорил, а сам рассматривал нездоровое полное лицо майора, его короткопалые пухлые руки, мирно лежащие на животе, Почетный знак раненых, позволивший майору быть не на передовой, а в глубоком тылу…

«Ранен не меньше трех раз… – Варгасов скользнул взглядом по серебряным дубовым листьям вокруг вертикального эллипса, в центре которого на скрещенных саблях покоился украшенный свастикой шлем. – Видно, был в самом пекле… Неужто под Москвой? Задело бы свыше четырех раз – получил бы Золотой знак. Потом стриг бы купоны…»

Судя по равнодушному выражению лица майора, вся Димина история была ему неинтересна. «Надулся, как индюк! – вдруг разозлился Варгасов. – А ведь натуральная пешка!»

Лишь когда Варгасов добрался до последней кражи, майор немного оживился. По тому, как задергалось его правое веко с редкими ресничками, как засуетились короткие пальцы, до того спокойно лежавшие на внушительном животе, Дима понял, что во всем им наговоренном заинтересовал, и даже взволновал, майора лишь бумажник рассеянного господина.

– Где вы его зарыли? Как называлось то место?

Но Дима не помнил. Так и сказал: «Не помню, но зрительно хорошо его представляю. Бывал там и раньше».

Последнее было правдой: Варгасов действительно приезжал туда с Марией, когда они выбирались «на лоно природы».

…Однажды в выходной они вышли на первой приглянувшейся им пригородной станции и обнаружили этот прелестный безлюдный уголок. Все вокруг Берлина – и в воскресенье, и во вторую половину субботнего дня – обычно бывало заполнено отдыхающими горожанами. А это местечко как-то осталось незамеченным!

Они устроились тогда на высоком обрыве, заросшем соснами. А внизу, неподалеку от дороги, синело озеро. Когда собрались искупаться, Дима захотел, чтобы они спустились по совсем отвесной стене, цепляясь за кустарник: время надо экономить.

Но Мария испуганно запротестовала и потащила Варгасова к более отлогому спуску. А была страшная жара, и так хотелось поскорее нырнуть в холодную чистую воду!..

Потом, уже гораздо позже, Дима спрятал там рацию. Он не боялся, что Максим Фридрихович выдаст гестапо старое место: ни секунды он в нем не сомневался. Просто, с одной стороны, здесь было более удобно, с другой, – чем чаще менять тайник, а следовательно, и место сеансов связи, тем лучше!

Но особенно часто делать это у Димы, к сожалению, не было возможности. Жизнь его после ареста Кесслера стала довольно сложной, а поездка к рации – целым событием!

– Значит, не помните? – не отставал от Варгасова майор.

– Нет!

Зачем он будет называть им станцию да всяческие приметы? Тогда, все выведав, они сами туда смотаются. Диме же важно, чтобы они его взяли с собой!