Книга Лютер - Гвидо Дикман

С башни собора донеслись глухие удары колокола. Мартин насчитал четыре удара Он опустился на табурет и вновь стал проговаривать про себя ответы на предполагаемые вопросы — вместе со своими друзьями он готовил их прошедшей бессонной ночью. Император, насколько Мартину было известно, не благоволил к нему. Он согласился на это слушание против своей воли, только потому, что князья, и прежде всего Фридрих Саксонский, добились от него этого обещания. Карл ставил защиту интересов Рима превыше всего, а имперские князья были заинтересованы в том, чтобы их собственные позиции ни в коей мере не пострадали. С виду они рьяно выступали в защиту прав своего гражданина, но что, если они при этом вступили в тайный сговор с императором?

Когда раздался шестой удар соборного колокола, герольд Штурм, появившийся в сопровождении вооруженных испанцев, оторвал Мартина от его мыслей. «Пора, доктор, — объявил герольд бесстрастным голосом, как делал это всегда в официальных случаях. — Пойдемте!»

За дверью было такое столпотворение, что испанцам опять пришлось пустить в ход алебарды. Их грозные выкрики гулко разносились под сводами, и толпа, наконец, с ропотом освободила проход. Штурм еще раз напомнил Мартину, что говорить можно только тогда, когда император или кто-либо из церковных сановников обратится к нему с вопросом. «Да будет Господь милостив к вам», — пробормотал он, сняв шляпу.

Мартин под охраной медленно переступил порог зала, и на него сразу же обратились сотни глаз. Ему было предписано идти по залу, склонив голову, и не приближаться к князьям и епископам более чем на восемь шагов, что оказалось требованием совершенно невыполнимым. Зал был слишком переполнен. Мартин шаг за шагом продвигался вперед, и люди убирали с прохода ноги и подолы платьев. Пажи как ужаленные носились по проходу, отодвигая в сторону стопки книг и кувшины. Шум голосов внезапно стих, сменившись молчаливым любопытством.

Когда Мартин наконец-то решился краешком глаза взглянуть вокруг, он увидел, что по обеим сторонам центрального прохода сидят в убранных горностаем и соболями креслах богато одетые господа. Их наряды сияли золотом и драгоценными камнями, переливались шелка, блестели серебряные пряжки и перстни с изумрудами и жемчугом.

Шагах в двадцати от трона императора стража велела Мартину остановиться. Он покорно опустился на колени и вдруг увидел рядом с собой широкий дубовый стол, на котором лежали раскрытые книги. Отчаяние пронзило его: он узнал свои собственные труды. Он поднял голову и робко посмотрел на молодого императора Карла, который, словно не замечая Мартина, беседовал с каким-то церковным сановником.

Это был Алеандр.

До Мартина донесся негромкий говорок на галерее, где собрались горожане со своими женами, монахи и иностранные гости. Он не решался шевельнуться, втайне надеясь, что Ульрих и главный викарий где-то поблизости.

Казалось, прошла целая вечность. Мартин в униженной позе стоял на коленях перед троном монарха, но тот не удостоил его даже взглядом. Неспешно диктовал он своему писцу, рыжему веснушчатому парнишке примерно одного с ним возраста, какое-то письмо. Алеандр же все это время разглядывал Мартина с самодовольным видом. Наконец, когда зал уже громко начал выражать свое нетерпение, император спокойно поднял руку и дал знак двум молодым герольдам, которые, в своих одинаковых серебряных камзолах и с одинаково темными кудрями, выглядели как близнецы. Герольды встали с двух сторон на ступени у возвышения, где сидел император, и, дважды пронзительно протрубив в фанфары, возвестили о начале заседания. В зале мгновенно наступила тишина. Все глаза устремились на свиту императора и на папского легата.

Из-за стола поднялся тщедушный человек в белой рясе. Костяшками пальцев он безостановочно водил по странице раскрытой книги. Сощурившись, он оглядел Мартина от тонзуры до стоптанных сандалий. Потом он представился князьям как обвинитель и произнес:

— Мартинус Лютер, мое имя фон дер Эк Император и империя призвали вас сюда, чтобы узнать от вас самих, являетесь ли вы автором всех этих книг и рукописей.

Возбужденный ропот прокатился среди собравшихся. Под напором зрителей, подавшихся вперед, заскрипела балюстрада на галерее. Обвинитель, путаясь в своем одеянии, обежал вокруг стола и, казалось, наугад стал вытаскивать из кучи книг одну за другой. Алеандр наблюдал эту сцену со скрещенными на груди руками. «Да он просто дурак, — презрительно подумал Алеандр. — Он оставляет Лютеру слишком много времени, чтобы подготовиться к ответу».

— «Девяносто пять тезисов. Проповедь об отпущении и милосердии»… Говорите, этот памфлет написан вами, брат Мартинус, или нет? — Голос чиновника зазвучал несколько жестче. — Может быть, ваша память ослабела и я освежу ее, зачитав другие заголовки ваших писаний?

Мартин ссутулился. Издевка обвинителя ранила его, как огненная стрела.

— «О вавилонском пленении Церкви», «О свободе христианина», «К христианскому дворянству немецкой нации»… Вы написали эти сочинения?

— Все эти книги написаны мною.

— Эти книги, — фон дер Эк указал на стол, — содержат гнусную ересь по отношению к нашей Церкви. Сами заголовки уже чудовищны…

— Но… ГОСПОДИН…

Обвинитель резко развернулся и с угрозой направил указательный палец прямо Мартину в грудь, словно то был острый дротик. Алеандр в лихорадочном возбуждении вскинул брови и позволил себе лишь удовлетворенную улыбку. Быстро обернувшись, он убедился в том, что некоторые господа, сидевшие неподалеку от императора, тоже удовлетворенно кивают головами. Зато среди курфюрстов царило полное молчание. Курфюрст Фридрих, сидевший с левого края, даже отвернулся. Он зябко кутался в мех своей просторной накидки.

— Отрекаетесь ли вы от того, что написали?! — крикнул фон дер Эк, по-прежнему указывая пальцем на Мартина.

Мартин затрясся всем телом. Он отвел глаза, чтобы не видеть обвинителя, но лицо угрюмо глядящего перед собой императора и холодная ухмылка Алеандра подействовали на него просто убийственно. Почувствовав, что нельзя более тянуть с ответом, он произнес:

— Я всегда старался…

— Извольте говорить громче, чтобы наш император мог вас понять!

— Хорошо, господин. Не дадите ли вы мне время на размышление?

Фон дер Эк, который в этот момент склонился над каким-то сводом законов в кожаном переплете, замер и, не веря своим ушам, посмотрел на Мартина. Он явно считал просьбу Мартина не просто намеренным затягиванием процесса, но и неслыханной наглостью.

— Времени у вас было предостаточно! — отрывисто выкрикнул он. — Четыре года вы водите нас за нос! За это время вы вполне могли подготовиться к ответу!

Обвинитель обиженно поправил рясу и сделал шаг к ступеням императорского подиума. Он неожиданно почувствовал некоторую неуверенность и пытался поймать взгляд Алеандра, чтобы решить: одобрить ему просьбу обвиняемого или отклонить ее? Но он старался напрасно, папский посланник вовсе и не думал вмешиваться и оказывать обвинителю поддержку. Фон дер Эк, не зная, как поступить, вернулся на свое место за стол.