Книга Хороший отец - Ной Хоули

В этот миг Картера впервые осенило. Вот что он должен сделать! Видение мелькнуло вспышкой, как выстрел из тяжелого ружья. Отдача качнула его назад.

Позже, на улице, когда Натали предложила где-нибудь выпить, он сказал: «Извини, мне завтра рано вставать». Он уезжал, и ему надо было собраться. Запастись припасами. Он видел на ее лице удивление и обиду, но не стал объяснять. Просто оставил ее на улице жаловаться луне.

Студентов он застал уже хорошо набравшимися. Они весь долгий вечер выпивали и закусывали, и теперь им черт был не брат. Он хотел протиснуться между ними через холл, но один поймал его в борцовский захват за шею и вдавил костяшки пальцев в затылок.

– Это кто же? – воскликнул студент. – Да ведь это тот говнюк!

В гостиной крутили порно. Чернокожая женщина в лайкре медленно удалялась от камеры. Он уперся пятками в пол, вырываясь из захвата. От ковра пахло окурками и рвотой. Студиоз не отцеплялся. То, что начиналось с шутки, перешло в пьяное желание унизить.

– Куда собралась, Нэнси? – вопросил он.

Черная женщина на экране лила себе на голую грудь молоко.

Картер выворачивался, но студент держал крепко. Не выпуская, он заставил Картера обойти комнату, пошучивая на ходу:

– Эй, вы знакомы с Нэнси? Кто хочет увидеть, какого цвета у нее стринги?

Студиозы с хохотом шлепали его по заду. Картер чувствовал, как пылает лицо, рот наполнился мерзким металлическим вкусом.

– Посмотри, нет ли при нем деньжат, – посоветовал кто-то. – Выпивка кончается.

Он почувствовал, как руки шарят в карманах. Из подмышки студента пахло говядиной и сыром. Они нашли в заднем кармане пятьдесят долларов. Картер лягнул ногой назад и попал в мягкое. Кто-то врезал ему по спине.

– Уймись, Сюзанна, – посоветовал студент, усилив захват на шее так, что у Картера потемнело в глазах.

Всей компанией они затолкали пленника в ванную и заперли дверь. Он побагровел, в висках билась кровь. За дверью хохотали до стонов. Он заколотил в дверь, но студенты включили громкую музыку. Картер озирался, ища выхода. Прозрачная пластиковая занавеска так запеклась плесенью, что выглядела зеленой. Он попробовал оконце над унитазом. Забухшая рама скрипнула, но подалась. Высунув голову, он заглянул в обрыв высотой два этажа.

Студиозы, когда он вышел из своей комнаты с пистолетом, теснились вокруг кальяна. Сперва они решили, что это шутка, но он сдвинул предохранитель, изготовив «Смит-и-Вессон» к стрельбе, и все повскакивали на ноги, уговаривая его «остыть на фиг». Но он и так был холоден. Ярость, переполнившая его в ванной, ушла, сменившись спокойной уверенностью. Он видел страх на всех лицах – кроме толстяка, вырубившегося на диване и проспавшего крики и топот ног так же, как он проспал свалку минутами раньше.

Показав пистолет, Картер заставил их пятиться. Там было шестеро парней, здоровенных, тупых и пьяных. Пятеро из жильцов. Те самые, что обзывали его «шефом» и «пижоном». Это они спьяну ломали унитаз, они жарили сэндвичи с сыром прямо на плите, так что крышка стала походить на толкиновскую карту горной страны, слепленную из засиженного мухами сыра. Это были троглодиты с кулаками как свиные окорока, трахавшие в зад перепивших однокурсниц прямо на ковре и потом выгонявшие их на улицу с натертыми докрасна коленками.

Он сказал, что его имя не Сюзанна. И не Нэнси. Его не зовут ни «Чиф», ни «пижон» и ни «шеф» Его имя – пистолет. Пусть они это запомнят. Обращаясь к нему, они говорят с пистолетом. На экране белая женщина с твердыми круглыми грудками дернулась, когда толстяк выстрелил скомканной банкнотой ей в глаз.

Студенты уговаривали его убрать пистолет. Уверяли, что просто пошутили. Он сказал, что они должны понимать последствия своих поступков. Сказал, что этому должны были научить их папочки, но, судя по всему, папочки у них дерьмо, так что научит он. Сказал, что мамочки должны были научить их не насиловать женщин, не плевать на вырубившиеся от выпивки тела, но, раз их мамочки были шлюхами, придется учить ему. Он спросил, у кого из них есть сестры. Половина подняли руки. Он спросил, как бы им понравилось, если бы он подсунул в выпивку их сестре таблеточку, а потом снимал ее, беспамятную, со своим членом во рту. Они признались, что совсем не понравилось бы, но он подозревал, что это пистолет сделал их такими покладистыми. Без пистолета они были бы не так миролюбивы. Без пистолета его уже избивали бы ногами.

Он приставил ствол ко лбу того студента, который над ним измывался.

– С этой минуты ты будешь спускать воду в туалете, – сказал он. – Не будешь колотить мне в дверь в два часа ночи с вопросом, не хочу ли я посмотреть, какую здоровенную говяшку ты выдавил. Не хочу. И никто не хочет. И ты перестанешь блевать в душе и мочиться на стены. Мы люди, и здесь не свинарник.

– Конечно, шеф, – отозвался парень, окосевший от усилия поймать пистолет взглядом.

Картер отступил, не выпуская никого из виду.

– Теперь я ухожу к себе и ложусь спать, – сказал он. – А тот, кто меня разбудит, опять будет говорить с пистолетом. Поняли?

Все закивали. Люди быстро трезвеют при виде оружия. Картер отступил к себе в комнату и закрыл дверь. Он слышал, как они горячо перешептывались, решая, что делать. Он через окно выбрался на кромку крыши и съехал по водосточной трубе. Прошел три квартала до парка и спрятал пистолет в водостоке, а потом по фонарю вернулся в свою комнату.

Он обдумывал, что чувствовал, направив пистолет на этих студентов. Сколько в этом было силы – словно выпил зелья, прибавившего пятьдесят футов роста. Он представлял, как если бы взял с собой пистолет, отправляясь с Натали на митинг. Представил, как чувствовал бы себя с пистолетом за поясом, и как, вытащив его, показал бы Сигрэму, как бы тот переменился в лице – похоть сменилась бы страхом, почтением, трепетом.

И кем тогда был бы великий человек?

Некоторые идеи утвердились в его сознании как факты. Кандидат – лицемер, лгун. Пистолет – истина. Оружие не умеет лгать. Оно всегда говорит то, что подразумевает. С помощью пистолета Картер научит кандидата быть правдивым. Научит его честности, как падение с большой высоты учит закону тяготения.

Картер как можно тише закрыл окно спальни, представляя, каким стало бы лицо Натали при виде пистолета. Тогда она увидела бы, что у него тоже власть, что он – не одна из пешек-слабаков. Он рисовал себе восторг в ее глазах, падающее с плеч голубое платье. Под платьем она была бы голой, только на месте темного треугольника горело бы ослепительное желтое солнце.

Он лежал в постели и читал Гоголя, когда, пинком распахнув дверь, ворвались вооруженные копы. Он медленно сел, показывая им, что безоружен. Чернокожий полицейский ухватил его за запястье и свалил на пол, прижав коленом спину. Он спросил, в чем дело, и они потребовали ответа: куда он дел пистолет. Он спросил – какой пистолет? У него нет пистолета.

Копы, вышвырнув его в гостиную, разнесли по кусочкам комнату. Он слышал, как ломаются вещи, рвутся простыни, валится с вешалок одежда. Убедившись, что пистолета в комнате нет, полицейские чуть оттаяли. Предложили ему изложить свою версию случившегося. Он раздраженным, но вежливым тоном объяснил, что, придя домой, в который раз застал пьяную шумную компанию соседей за просмотром порно. Он объяснил, что в отличие от этих балованных сынков богатых папаш, которые платят десятки тысяч долларов, чтобы детки отсыпались на лекциях, он человек рабочий и должен высыпаться. Но на просьбу убавить звук они взбеленились. Один схватил его за шею и бил по спине. Задрав рубашку, он показал спину, на которой уже наливался синяк. Он сказал копам, что пригрозил утром пожаловаться управляющему и добиться, чтобы их выкинули на улицу. А потом пошел спать. А студенты, как видно, решили его проучить. Вот и вызвали полицию, сказав, что он угрожал им оружием. Но у него нет оружия. Он – сын врача, волонтер в агитационной кампании кандидата, который провел шесть биллей по контролю за оружием. И если с него сейчас же не снимут эти чертовы наручники, он предъявит иск за незаконное задержание.