Книга Ежевичная водка для разбитого сердца - Рафаэль Жермен

– Ну? – спросила я.

– Ничего, ничего.

– Катрин Сароян! Что ты хотела сказать?

– Ничего! Ничего!

Я примерно представляла себе, что бы она сказала, если бы не осеклась, но мне нравилось мучить подругу.

– Нет! Что ты хотела сказать?

– Ну… я никогда не была в восторге от Флориана…

Она боязливо покосилась на меня, точно ожидая удара.

– Все правильно, Кэт… я это знала.

Я не добавила, что Флориан отвечал ей тем же. Эти двое – полные противоположности – никак не могли друг другу понравиться: они жили на разных планетах, с разными ориентирами, разными принципами, даже разной космогонией. Единственной их точкой соприкосновения была я, и поскольку оба искренне любили меня, они шесть лет мужественно терпели друг друга. Флориана до такой степени раздражала буйная натура Катрин, что он даже выработал занятный прием – вычеркивал существование моей подруги из своего сознания. Катрин, разумеется, была не из тех, кто даст так запросто себя вычеркнуть. Поэтому совместные вечера нередко кончались тем, что она орала в лицо Флориану, а тот смотрел куда-то вдаль, где грубых и лишенных такта женщин не существует.

– Ты знала? – спросила Катрин. Свято веря в свой актерский талант, она всегда терялась, когда ее ловили на лжи или скрытности.

– Ну, так… Не надо быть доктором психологии, чтобы понять, что вы, мягко говоря, не вполне совместимы…

– Я не ненавидела его, не думай!

– Я знаю, знаю… – Я обняла ее за плечи, прижалась щекой к пухлому валику шевелюры. – Это был просто не твой человек, он действовал тебе на нервы, но ты очень старалась ладить с ним из дружеских чувств ко мне.

– Я была уверена, что ты ничего не замечаешь…

Она так расстроилась, что меня одолел смех.

– Ничего страшного… правда, ничего страшного. Главное – ты старалась.

– Короче, что он тебе вчера сказал, чертов немчура?

– Только не надо расистских выпадов, пожалуйста.

Я улыбнулась ей и приступила к рассказу о вчерашнем обеде. После того как я все поведала Максиму, дело шло легче – я даже подпустила немного юмора, изобразив, как плакала и как не в меру драматично покинула ресторан. Катрин слушала меня, смеясь и пронзительно взвизгивая в нужных местах (от ее «КАК?», когда я озвучила кличку и возраст чертовой хипстерши, подскочил старый пес, спокойно дожидавшийся хозяина у аптеки).

– Мне очень жаль, Жен, но это, черт его дери, полное дерьмо. Что это за свинское отношение?! Ты вовсе не хочешь, чтобы с тобой обращались, как с ребенком! Что за хрень?

– Ну…

– Что – ну?

– Ну, может быть, он где-то прав, Кат.

– Да брось ты! Тебе что, мозги промыли?

– Да нет, ты подумай! Подумай серьезно.

Она подумала, сдвинув брови, примерно треть секунды.

– Фигня, и только.

– Я не уверена… честно. Правда то, что меня это устраивало… где-то… на каком-то уровне… Не знаю.

– Эй, если ты у нас – дитя, то я тогда кто?

Мы уже пришли к магазину. Служитель, которому Катрин дала доллар, поздоровавшись: «Привет, Ги, как семья?», открыл перед нами дверь.

– А может быть, это Флориан ведет себя уж чересчур по-взрослому, тебе это не приходило в голову? – спросила она, когда мы рассматривали красные австралийские вина.

Я задумалась. Как ни странно, эта гипотеза показалась мне блестящей.

– Нет, не приходило… Но тебе не кажется, что это кое-что говорит о нас, если нам не нравятся взрослые, которые ведут себя по-взрослому?

Катрин наморщила нос:

– Плевать! Меня устраивает эта теория. Что возьмем?

– Понятия не имею. Надо было спросить Нико. С фруктовым послевкусием и крепкого? Ароматного и мягкого?

– Ароматного и крепкого, как я, – ответила Катрин, жестом обведя свои пышные формы.

Мы взяли, как всегда, две бутылки красного наобум и одну водки для проформы.

– Пока, Ги! – попрощалась Катрин, и мы вышли из магазина.

На улице было солнечно, дивный денек, предвесна, как говорил Ной.

– Думаю, что я начну искать квартиру, – сообщила я.

– Что? Это из-за того, что этот кретин тебе сказал?

– Да нет! Кэт, не могу же я жить у вас вечно.

– А мне нравится, что ты у нас… Ты уверена, что это не из-за…

– Нет! Мне просто нужно… Черт, вернись вы на три часа раньше, Ной нашел бы использованные презервативы в гостиной.

– В гостиной! Сексуально… но слегка неаппетитно.

– Ну вот, ты же понимаешь, что мне хочется иметь мой собственный диван и мою собственную гостиную, чтобы трахаться, где я хочу и когда я хочу.

– Короче, ты собираешься и дальше трахаться с красавчиком Блэкберном?

– Нет!.. Я… Я не то хотела сказать.

– Главное, не съезжай потому, что чувствуешь себя обязанной съехать… Или чтобы доказать что-то Флориану…

– Не беспокойся.

Я предприняла попытку самоанализа, чтобы разобраться: точно ли, что у Катрин нет повода беспокоиться? Я была в этом далеко не уверена. Какая-то часть меня – довольно большая часть – так и прозябала бы на раскладном диване моих друзей до скончания времен. Но, с другой стороны, я больше не хотела, чтобы со мной носились. Я хотела в кои-то веки стать себе хозяйкой. В этом не могло не быть прямой связи со словами Флориана, и я вспомнила, что сказала Максиму не далее как сегодня утром: «Если мне когда-нибудь придется извлечь урок из этой истории, это меня втройне загрузит». Что ж, тем хуже, подумала я, шагая на свежем воздухе рядом с подругой. Втройне напрягает, ну и пусть.

– Ты поможешь мне искать? – спросила я Катрин.

– Не вопрос… Но я буду очень занята этот месяц, мы ставим пьесу с моей студией…

– С твоей студией?..

Катрин всегда участвовала одновременно как минимум в трех студиях – театральных, пластических или еще какого-то творчества. Я испугалась, как бы речь не шла на этот раз о студии пантомимы.

– С труппой экспериментального театра, – уточнила она. – Ты придешь?

Зная, что труппы экспериментального театра, в которых подвизалась Катрин, способны и на высший пилотаж, и на такой-ужас-что-хуже-некуда, и на все, что располагалось между этими двумя крайностями, я ответила энергичным «да», стараясь, чтобы оно прозвучало как можно оптимистичнее.

Мы были уже на углу, когда Катрин спросила:

– О’кей, пока мы не пришли, выдай мне хоть одну горячую подробность про Максима. Его позы? Его пенис? Хоть что-нибудь.

– Я тебе горячую подробность про Максима, а ты мне горячую подробность про Эмилио…