Книга Богиня пустыни - Кай Майер

— Ты чего-то боишься? — тихо спросила она. Несколько сантиметров отделяли ее губы от его губ, и только через пару секунд она сообразила, что он не мог их видеть и поэтому не мог понять ее слова. Она хотела отклониться назад и повторить вопрос, но Адриан мягко удержал ее голову.

— Я боюсь, — подтвердил он, к ее удивлению. — За тебя.

Недоверчивая улыбка мелькнула на ее лице.

— Ты можешь читать не только по губам, но и мысли?

— Твои мысли — да.

Он сказал это не потому, что был романтически настроен, скорее он подразумевал именно то, что сказал. Он мог чувствовать, что происходило в ее душе, и он ожидал того же от нее. В последний раз, когда они говорили об этом, он упрекнул ее в том, что она читает его мысли. Тогда это было ему неприятно. Теперь все было иначе. Она видела по нему, что ему очень хотелось, чтобы она узнала, о чем он думает.

Для нее это оказалось совсем не так сложно, как она предполагала. Вероятно, потому, что его чувства и без того были очевидны. А может, потому, что та странная связь, которая существовала между ними с самого начала, сейчас стала сильнее, чем когда-либо прежде.

Она почувствовала расположение, которое он к ней испытывал, но она знала, что на самом деле это было чем-то много большим. Расположение — это не точное, не наполненное смыслом слово. А любовь? Как он мог любить ее, если он никогда не имел возможности узнать ее ближе?

Ей стало ясно, что на самом деле он знал о ней много больше, чем она до сих пор предполагала, что он знал все ее помыслы. И она поняла, почему тем вечером, два месяца тому назад, он испугался ее. Тогда он упрекнул ее в том, что она видит его чувства, а теперь он сам узнал, что чувствует она. Он знал, как она относится к нему, знал до того, как вскочил на лошадь и последовал за нею. Неважно, как это называть — расположением или любовью, — это не имело никакого значения.

— Буду ли я знать, о чем ты думаешь и что ты делаешь, даже когда нас разделят восемьсот километров пустыни? — спросила она тихо.

Он прижал к себе ее голову, и она склонилась на его плечо.

— Возможно, — сказал он. — Давай подождем.

— Почему именно мы? — спросила она, затем подняла голову, чтобы Адриан мог видеть ее губы. — Почему именно мы обладаем этим… даром?

У него не было на это ответа, как и тогда, когда она заглянула в его мысли. Он, очевидно, очень давно перестал спрашивать себя о причинах их необыкновенных способностей.

Но сейчас, когда она делала это абсолютно осознанно, она обнаружила в нем кое-что еще. Это было нечто нечеткое, непонятное, словно он пытался скрыть от нее часть своих мыслей, заслонял их от ее проникновения. Давал ли поцелуй право попытаться выведать все его тайны? Устыдившись, она прекратила свои исследования.

— Я охотно отправился бы с тобой, — сказал он.

Ее молчание затягивалось. Если бы она тотчас поддержала его намерение, то он, возможно, пошел бы на это. А так он сам поспешил отказаться от этой мысли, даже когда она промолвила:

— Ты можешь так поступить, если действительно хочешь этого.

Адриан покачал головой.

— Это было бы неправильно.

— Твоя мама не одобрила бы этого.

— Это не из-за матери. Это из-за нас.

Он не пояснил свою мысль, но, по-видимому, он полагал, что лучше было бы дать им возможность проверить свои чувства в течение предстоящих двух месяцев. Если оба будут чувствовать то же самое, что и теперь… что тогда? Она не знала этого и боялась, что у него тоже нет на это ответа. Выжидание. Да, это было просто: давай подождем…

— Тебе и твоему брату определенно есть о чем поговорить, — заметил он. — А когда ты вернешься, мы все обсудим друг с другом. Если ты все еще будешь этого хотеть.

Была ли у него какая-то информация об Элиасе? Обнаружил ли он у нее в мыслях всю правду? Но нет, он не смог бы сделать этого. В его поведении она тоже не находила никаких подтверждений. Она ощутила, что ее чувство стало еще сильнее.

Она молча кивнула, затем они снова поцеловались, на этот раз более страстно.

Покидая карету, Адриан держал ее руку в своей руке до тех пор, пока не должен был закрывать дверцу кареты снаружи.

Еще немного помедлив, он отдал кучеру и охранникам сигнал трогаться.

Сендрин неотрывно смотрела назад, но скоро они повернули, и за массивом Ауасберге скрылось все, что оставалось позади. Произошедшее казалось ей почти таким же невозможным и нереальным, как и то, что могло ожидать ее впереди.

* * *

Во время поездки она вспомнила о том, о чем однажды прочла: если бы солнце имело диаметр в один километр, то земля была бы величиной со зрелый апельсин.

И на самом деле, мир вокруг нее имел определенное сходство с апельсином. Цвет охры, желтый и оранжевый цвета доминировали в пространстве пустыни и света; даже лица ее троих сопровождающих, казалось, стали оранжевыми. Все дело было в солнце, но прежде всего в каменистой пустыне, которая безжизненно простиралась во всех направлениях. Казалось, что она окрашивала в свои цвета и людей, пересекавших ее.

Время от времени они встречали ослиные упряжки. Погонщики беседовали с санами на кои, одном из многочисленных туземных наречий. Иногда один из охранников рассказывал ей, о чем они узнавали от них: в большинстве случаев они получали подтверждение тому, что в этой местности уже давно не возникали беспорядки и что сражения гереро и немцев переместились на восток, ближе к окраинам Калахари. При упоминании о Калахари Сендрин вспомнила, о видениях своего сна. Руины в песке. Фигура, шагающая по бескрайней пустыне. Буря всех бурь.

Но все эти картины остались только в воспоминаниях. Больше не было никаких самопроизвольных видений, никаких горячечных снов, которые, казалось, были посланы небом. С тех пор как она попыталась смириться со своими способностями, пусть даже она плохо понимала их природу, и с тех пор, как она стала пытаться применять их целенаправленно, она научилась контролировать свои видения. Сендрин молилась, чтобы так продолжалось и дальше.

День за днем карета, раскачиваясь, катилась по второстепенным дорогам страны, по неровным песчаным колеям, разбитым копытами лошадей и колесами тележек. Часто им встречались ответвления от дороги, которые, казалось, вели в никуда, и дороги, исчезающие под песчаными дюнами или за холмами.

Ночи они чаще всего проводили на одиноких почтовых станциях, где пожилые мужчины за несколько монет предоставляли путникам кров и пищу, а также предлагали новости чужбины. Пища всегда была невозможной на вкус, но, как уверяли Сендрин ее провожатые, крайне питательной и самой подходящей для путешественников. Сендрин не стала справляться о том, из чего была приготовлена предлагаемая еда, предвидя, что ответы вряд ли ей понравятся.

На седьмой день они достигли Оутйо, базы защитного подразделения, вокруг которой сгруппировались дома и хижины небольшого поселения. Они переночевали в форте, помещения которого наполовину пустовали, большинство солдат были откомандированы на восток. Оутйо находился примерно на полпути до устья Энго, за которым возвышались юго-восточные отроги Каоковельда. В форте их предупредили об этой негостеприимной местности. Комендант рассказал Сендрин, что около пятидесяти лет тому назад в этот регион были посланы первые экспедиции, но до сих пор информация о нем была очень скупой. Неоднократно он выражал свое удивление по поводу того, что белая женщина пустилась в такую опасную поездку в сопровождении лишь троих чернокожих, и, наконец, заявил Сендрин о своем намерении воспрепятствовать ее дальнейшему путешествию. Она приняла решение: на следующее утро, на рассвете, выкрасть саму себя из этого форта. Но это оказалось излишним, так как комендант перед тем, как идти спать, предложил ей полдюжины солдат для сопровождения. Сендрин решила, что она должна поговорить об этом со своими охранниками, и те обрадовались такому подкреплению. Испытывая даже некоторое облегчение, она с благодарностью приняла предложение коменданта.