Книга Прости за любовь - Таня Винк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо, я выезжаю.
Дима видел, как Лена проехала мимо. Она уже звонила ему несколько раз, но он отклонил вызовы. Она прислала эсэмэску: «Позвони», – но он не ответил. Он будто существовал вне реальности и вне времени, все его чувства притупились, и ему нужно было только одно – как можно скорее узнать, чьи останки лежат в мешках.
Может, это боксер?
Он о многом успел подумать, пока дождался звонка Ильи.
– Я на Новгородской. Ты где?
– Сворачивай к моему дому, я стою на первом перекрестке.
– Что случилось? – спросил Илья, выйдя из машины.
Дима открыл багажник.
– В этом мешке останки.
– Останки? Чьи? – деловито осведомился Илья.
– Не знаю, могу только догадываться. Возможно, боксера, возможно, женщины и ребенка, точнее, плода. Не знаю. Если бы череп был…
– А что, черепа нет?
– Нет, – сказал Дима и похолодел. – И кости все раздроблены. Это неудивительно, там, где я нашел это, все время лопатой орудовали.
– А где ты нашел?
– Пока не спрашивай…
– Хорошо. И какая помощь тебе нужна?
– Сделай экспертизу.
Илья задумчиво почесал небритый подбородок.
– Я знаю, экспертизу проводят только по решению суда, – сказал Дима, – но очень прошу тебя помочь. Это важно для меня.
– Хорошо, я выполню твою просьбу. – Он вопросительно посмотрел на Диму. – Если это человеческие останки, кто эта женщина?
Так уж повелось, что о женщинах Дима и Илья никогда не говорили.
– Она… она… – В горле высохло, и Дима закашлялся. – Я любил ее, я… люблю ее.
– А плод?
– Возможно, это мой ребенок.
– Ну и дела! – Илья почесал тщательно выбритый подбородок. – Значит так, завтра утром мы вместе поедем к одному хорошему человеку. Мне понадобятся клетки эпителия с внутренней поверхности твоей щеки. Пожалуйста, не завтракай.
– А можно сначала определить, кто это, а потом уже со мной сравнивать?
– Хорошо, давай так и сделаем.
– Сколько времени уйдет на экспертизу?
– Ну, если очень попросить, то три-четыре дня. А Лена в курсе?
Дима кивнул.
– М-да… – Он снова почесал подбородок. – Тогда возвращайся домой и жди меня. Я сейчас съезжу в офис и возьму необходимые документы на случай, если остановят, и приеду к тебе.
Дима закрыл ворота, несколько минут постоял возле клумбы – розовых кустов возле нее уже не было – и пошел в дом. Он лежал на диване и смотрел в потолок. Он думал о Лене, о том, что она обманула его тогда, в Одессе, сказав, что беременна. Что она всю жизнь опутывала его своей любовью, как веревками, и с каждым годом дышать становилось все труднее.
Где же та граница, за которой любовь превращается в невыносимую муку для обоих? И почему оба терпят, хотя она становится все невыносимее?
Потому что миром правит любовь, какая бы она ни была – светлая, добрая, слепая или жестокая. Она всегда выше всего, она сильнее любого чувства, она способна на изощренное коварство, только бы выжить. И если кто-то скажет, что любовь легко превращается в ненависть, не верьте ему. Это не ненависть, это любовь, но оскорбленная и защищающаяся.
Снова позвонила Лена. Он ответил.
– Ты где?
– На Шатиловке.
– Ты поел?
– Нет.
– Что собираешься делать?
– Ничего.
– Тогда приезжай домой – или я к тебе приеду.
– Не надо, я хочу побыть один.
– Но ты не ел, я приеду и…
– Нет, не приезжай, я хочу побыть один.
Илья вернулся через час и забрал мешок.
– Ты ближайшие дни будешь в Харькове? – спросил он.
Дима кивнул.
– Тогда жди моего звонка.
Дима смотрел ему вслед, пока машина не скрылась за поворотом, а потом поднял глаза к небу – невидимый самолетик рисовал на безоблачном голубом небе белую дымчатую полоску. И Дима решил поехать в аэропорт, просто так. И еще решил не вызывать такси, а поехать на метро и на маршрутке, чего давно не делал.
Решение было правильным – толпы пассажиров, суета и гул самолетов отвлекали от собственных мыслей. Дима бродил по залам, наблюдал за людьми, слушал их разговоры и все больше убеждался, что не только у него есть проблемы, но от этого легче не становилось. Набродившись, он зашел в кафе. Он пил кофе у стойки, когда услышал настойчивый женский шепот, и обернулся.
– Поехали домой, прошу тебя…
У стены, за столиком, сидели мужчина и женщина. Ее лицо было в слезах.
– Я люблю тебя, – сказала она.
– Перестань, люди вокруг! – сказал мужчина.
– Я не смогу без тебя… – Женщина зарыдала в голос и вдруг упала на колени.
Мужчина хотел уйти, но женщина вцепилась в полы его пальто.
– Ты с ума сошла! – Он пытался вырвать из ее рук пальто.
– Я тебя не отпущу! – закричала женщина, и тут он перестал дергаться.
– Нет, теперь ты меня не удержишь, – тихо сказал он, – я жил с тобой только ради дочери, но сегодня она улетела, у нее началась своя жизнь, и у меня начнется своя.
Женщина отпустила пальто, и он ушел. Она так и осталась стоять на коленях.
Дима подошел и протянул руку.
– Оставьте меня! – сказала женщина, с трудом поднимаясь на ноги.
Шатаясь, она побрела к окну и уперлась лбом в стекло. Глядя на ее вздрагивающие плечи, он не чувствовал жалости. И впервые за много лет не чувствовал себя виноватым перед женой. Все эти годы Лена культивировала в нем чувство вины, но за эти дни оно исчезло, испарилось, будто его и не было. Он понял: Лена что-то знала и молчала.
Он вернулся на Шатиловку поздно вечером и сразу уснул. Разбудил его сильный запах дыма, проникающий в приоткрытое окно.
Дима надел халат и открыл окно – было все так же тепло, утреннее, далеко не зимнее теплое солнышко освещало террасу. Во дворе у соседей жарили шашлык. Он вынул из кармана подвеску и принялся пристально рассматривать со всех сторон – судя по коррозии, она долго пролежала в земле. Солнечный лучик осыпал ее золотой пылью, и в этой пыли Дима увидел какие-то закорючки на тыльной стороне. Он вернулся в дом, нашел в новеньком письменном столе старую лупу и включил настольную лампу. В ярком свете закорючки сложились в буквы: большую «Н» и маленькие «а», «т» и «я». Ниже: «лий» и число «1982». Насте подарили подвеску на шестнадцатилетие, а это в 1982 году, значит, Настя родилась в 1966. А он не знал, он действительно старше…