Книга Мотылек - Кэтрин Куксон

— Но ведь я сразу сказал ей, что не ищу жену… Теперь я сожалею, что так поступил с ней сегодня, потому что она вам будет нужна.

— Да нет, я никогда не любила назойливых соседей. А они, признаться, очень назойливы. Не так давно я, честно говоря, обрадовалась, когда кто-то сказал, что они думают перебираться в другое место. Некоторые из их детей работают теперь в Ньюкасле, один отделочником по меди, другой красильщиком, а Мери Эллен взяли ученицей модистки. Но поезди-ка туда, особенно зимой. Но они столько запросили за свой дом, что им, по-моему, еще сидеть здесь и сидеть. Триста фунтов! Слыханное ли дело! Всего три комнаты с мезонином. Есть огородик, и очень неплохой, но какой дурак выложит три сотни фунтов за такое место? Ты знаешь, сколько он заплатил за него двадцать шесть лет назад? Пятьдесят фунтов. А теперь триста. Мистер Брэдли хотел бы купить, но за такую же цену. Но… — Увидев выражение его лица, она переменила тему. — Ладно… Как ты думаешь, сколько ты можешь оставаться с нами? То есть сколько дней отпуска ты можешь взять?

— Ну, дня два. — Он успокаивающе кинул головой. — К этому времени жар спадет, и тогда, — он потрепал тетю по плечу, — можете получать свою Нэнси назад.

— О, Робби, Робби. Ты же прекрасно знаешь, кого я хочу назад, ведь знаешь, Робби?

Слезы хлынули ручьем, Роберт обнял тетю и, поглаживая ее по спине, с горечью подумал: ну вот, я снова утешаю.

5

Было пятое января, он отсутствовал пять дней. Два дня назад Агнес посылала узнать о здоровье мистера Брэдли. Хаббард вернулся и сообщил, что температура еще держится и что Роберт не спал уже две ночи. Это передали ей через Пегги, которая добавила, что Хаббард прямо валится с ног. Теперь прошло еще почти полных два дня, и ни слова оттуда.

Без Роберта все в доме изменилось: казалось, он лишился некой одухотворенности. Накануне вечером Агнес опять пустилась в спор с самой собой, и мысль о том, что она роняет себя, даже думая таким образом, опять столкнулась с мыслью, какой, однако, вред в том, что она так думает, — ведь ничего, кроме мыслей, у нее с ним не было? Что худого в мыслях? И кто знает, что она думает?

Он уже знал.

Агнес подошла к зеркалу и стала разглядывать себя, размышляя: «Значит, так, он, как и я, знает свое место и не станет переходить границ. Он знает, что, попытайся он, ему немедленно укажут на это, и в очень неприятной форме, а он не из тех, кто станет подставляться, потому что знает себе цену и имеет собственную гордость. Этого нельзя не заметить, это сквозит во всем, что он делает и говорит».

Но это было накануне вечером, а этим утром она сказала Милли:

— Я поеду в Ньюкасл за покупками… Куплю материала тебе на платье. Будь хорошей девочкой, ладно?

Милли не спросила, не возьмет ли Агнес ее с собой, она просто кивнула, продолжая расчесывать шерсть пуделя, и сказала:

— Ну, конечно, Агги. И я послежу, чтобы она не напачкала на ковер. Я все время буду смотреть за ней и подложу бумажку.

— А еще лучше, попроси Магги или Руфи погулять с тобой в саду, и пусть наша Леди пачкает там.

— Хорошо, — улыбнулась Милли и потом вдруг ни с того ни с сего сказала: — Агги, мне не с кем поговорить.

— Что ты имеешь в виду? — Агнес присела рядом с ней на диванчик у окна и спросила еще раз: — Что ты имеешь в виду? Тебе не с кем поговорить?

— Ну, после того, как уехал Брэдли, и после праздника.

— Не говори глупостей. Ты весь день разговариваешь с Дейвом, с Пегги, и с Руфи, и, конечно, с Магги. Ты только и делаешь, что разговариваешь с Магги, а выйдешь из дома — там всегда найдешь Хаббарда или Блума, они никогда не откажутся поговорить с тобой.

Милли молча посмотрела на нее, и в ее больших миндалевидных глазах Агнес прочитала ту же затаенную тоску, что не давала покоя и ей самой. Она знала, что имеет в виду сестра, когда говорит, что ей не с кем поговорить, хотя, не закрывая рта, весь день разговаривает со всеми в доме. Она поднялась с диванчика и проговорила:

— Будь хорошей девочкой. — Выходя из комнаты, она столкнулась с Руфи и сказала ей: — Я еду в Ньюкасл за покупками. Присмотри, пожалуйста, за Милли. Не оставляй ее одну. Я быстро вернусь. А сейчас сбегай к отцу и скажи, что мне нужна двуколка.

Дейв Уотерз был в амбаре, он выслушал дочь и удивленно переспросил:

— Двуколку? Она едет в Ньюкасл? Она никогда не ездила на двуколке в Ньюкасл одна.

— Она так сказала и уже собирается.

Он поджал тонкие губы, и усы у него вдруг ощетинились:

— Пойди вели Грегу запрягать, — сказал он. Потом вышел из амбара, пересек двор и, войдя в кухню, где не было никого, кроме его жены, взволнованно сообщил ей: — Она хочет двуколку, едет в Ньюкасл, говорит, за покупками. Она никогда обычно не ездит на двуколке одна, она не любит двуколку. В чем дело?

— Ну а в чем еще может быть дело? Думаю, просто хочет прогуляться. И ты не прав, она несколько раз ездила в двуколке одна.

— Да, ездила, но не в город, где такое движение и эти, как их, автомобили. Это очень опасно для первого раза.

— Не понимаю, чего ты нервничаешь? — Пегги посмотрела на мужа почти с жалостью. — То одно, то другое. То дом, то Милли, теперь она. Послушай, она же взрослая женщина, она не Милли и не нуждается, чтобы с ней нянчились. И вообще за последнее время она сильно переменилась. Она стала другой с тех пор, как отменилось обручение.

— Да, она совсем другая, и я знаю, кто тому причина.

Пегги искренне изумилась:

— Ты знаешь, кто причина этого? Что ты имеешь в виду?

— Только то, что сказал. И еще скажу, ты совсем слепая, ничего не видишь.

— Чего-чего? — Она возмущенно подбоченилась и с нажимом в голосе спросила: — Это чего же я не вижу?.. Чего же все мы не видим? А ну-ка, говори, говори.

— Брэдли.

— Брэдли?.. Ты хочешь сказать?.. Ха! — Она склонила голову набок. — Ты что, совсем спятил? Брэдли и мисс!

— Ладно, может быть, я и спятил, но у меня еще есть глаза, и я их застукал.

— Что ты говоришь? Что значит застукал?

— Разговаривали.

— О, бог мой! Она разговаривает со всеми нами.

— Верно. Как родитель я читаю между строк и вижу, что происходит. Этот парень все время мутит воду. Да, знаю, он спас меня от петли, и я теперь приклеен к нему, но я не посмотрю. Пусть только попробует пальцем притронуться к ней.

— Дейв. — Она подошла к нему, потрепала по руке, потом погладила по щеке. — Это потому, что ты все время думаешь и думаешь о них обеих, у меня самой они не выходят из головы. Но Роберт… послушай, Роберт — один из самых хороших людей. Ты не прав в отношении него. И он изменился, не осталось городских манер, теперь он как все мы.

— Женщина! — Дейв говорил спокойнее, хотя все так же жестко. — Что знаю, то знаю. Вижу и без глаз. У меня голова пухнет от мыслей, я кожей чувствую, носом чую: что-то в воздухе нависает.