Книга Я – убийца - Себастьян Фитцек

«Пикассо? С каких это пор он снова берет ночные дежурства?»

4

Штерн повернул ключ зажигания так, чтобы включилась современная аудиосистема внедорожника. Проигрыватель со всасывающим звуком проглотил диск. Роберт больше не обращал внимания на движение на «Мосту» перед ним. Он сосредоточился на экране и ощущал себя студентом, который не находит своего имени в списках сдавших экзамен. Правда, на этом экзамене речь шла о жизни его сына. Или, что вероятнее, о его смерти.

Когда появилась картинка, Роберт сначала решил, что это копия уже знакомого ему диска. Как и на том видео, все начиналось с зеленоватой съемки отделения новорожденных. Феликс снова лежал в своей кроватке, снова протянул кулачок и расправил крохотные пальчики. Штерн хотел отвернуться и закрыть глаза, но он знал, что это бессмысленно, потому что следующие кадры навсегда запечатлены на сетчатке его глаз, с того самого момента, когда он увидел это на экране старого телевизора в своей вилле: неподвижное тело Феликса с синюшными губами и застывшим взглядом, и десятилетие спустя упрекавшим отца, что тот не помешал смерти. Штерн молитвенно сложил руки, прикусил язык и мечтал, чтобы этот кошмар скорее закончился. Он приехал не за тем, чтобы наблюдать, как умирает его сын.

«Но зачем тогда? Неужели ты такой идиот и поверил, что существует другое объяснение?»

– Да, – признался он самому себе и впервые вслух произнес свои мысли. – Феликс жив. Я не хочу, чтобы его сердце остановилось. Пожалуйста, не дай ему умереть. Только не еще раз.

Это была скорее мольба, а не молитва, и, хотя Роберт не называл адресата своей отчаянной просьбы, его слова, казалось, на что-то повлияли.

«Что это?»

Последовательность кадров разительно отличалась от первого DVD. Неожиданно на кроватку упала тень. Камера приблизилась, и изображение стало зернистым. Затем случилось немыслимое. В кадре появились мужские руки. Сначала одна, потом другая. Голые и грубые, они потянулись к Феликсу и обхватили его за хрупкую головку. Штерн с трудом моргнул и испугался, что следующие сцены будут намного ужаснее, чем все, что ему уже пришлось вынести. Он пытался приказать своим пальцам выключить автомобильный плеер, но, в то время как душа хотела прекратить мучения нажатием на кнопку, мозг препятствовал этому. И в итоге Роберт смирился с неизбежным: этот ужасный путь познания наконец-то завершится здесь, на парковке у озера. Диск безжалостно продолжал вращаться, и Штерн наблюдал, как мужчина тянул руки к младенцу. К Феликсу! Одна подхватила его под голову. Другая под спину. Потом мышцы крепких рук напряглись, и незнакомец…

«Господи, помоги мне…»

…приподнял Феликса и…

«Этого не может быть. Это…»

…и достал его из кроватки!

«Это невозможно!»

Через несколько секунд на матрасе снова лежал младенец. Тот же конверт, тот же рост, та же комплекция. Было лишь одно маленькое заметное отличие: это был не Феликс.

«Или все же он?»

Новый младенец был чертовски похож на его мальчика, но что-то в нем изменилось.

«Нос? Уши?»

Качество видео было слишком плохим. Роберт просто не мог разглядеть. Он протер глаза и обеими руками уперся в панель управления. Затем почти вплотную приблизил лицо к экрану. Бесполезно. Силуэт младенца от этого еще сильнее расплывался. Роберт с точностью мог сказать одно: этот ребенок был жив. И странным образом его движения казались Штерну еще более знакомыми, чем движения младенца, который только что лежал на этом месте.

«Но это значит…»

Роберт уставился на высвечиваемую дату и перестал что-либо понимать.

С почти аутистическим вниманием Штерн сосредоточился исключительно на том, чтобы понять видеокадры. Но это ему не удавалось.

«Подменили?» Но это невозможно. Феликс был единственным мальчиком в отделении. И он же видел момент смерти сына. Какое видео настоящее?

Прерывисто дыша, Штерн наблюдал на мониторе, как завершилась подмена. Формат кадра снова стал меньше: только головка младенца. И, словно отдельно от тела, волосатые мужские руки, которые нацепили младенцу ленточку с номерком на правое запястье. Идентификационный номер отделения новорожденных, которого еще не хватало младенцу.

Затем все оборвалось. Видео закончилось. Экран потемнел. Штерн взглянул на сотовый, который уже продолжительное время вибрировал у него в ладони.

5

– Доброе утро, господин Штерн.

Роберт считал, что давно уже достиг предела отчаяния. Но когда услышал измененный голос, понял, что ошибался. В баре корабля-ресторана погас и снова вспыхнул свет. Тень подошла к большому окну, выходящему на парковку.

– Что вы сделали с моим сыном? – сумел проговорить Штерн.

Хотя это было его заветным желанием, он не мог поверить в услышанное.

– Мы его подменили.

– Это невозможно.

– Почему? Вы же сами только что видели.

– Да. А три дня назад вы послали мне видео, на котором он умирает, – рявкнул Роберт. – Чего вы хотите от меня? Какое видео настоящее?

– Оба, – спокойно ответил голос.

– Вы лжете.

– Нет. Один младенец умер. Другой жив. Феликсу сейчас десять лет, и он живет в приемной семье.

– Где?

Голос сделал долгую паузу, как выступающий, который потянулся за стаканом воды. Металлический оттенок сохранился, хотя звук был уже не таким искусственным, как при самом первом разговоре.

– Вы действительно хотите знать?

– Да. – Штерн услышал собственный ответ. В настоящий момент и правда ничего важнее не было.

– Тогда откройте бардачок.

Роберт повиновался, словно им управляли на расстоянии.

– Достаньте коробку и откройте ее.

Штерн дрожащими пальцами схватился за влажные салфетки. Воздух с яростным фырканьем вырвался из упаковки, когда Штерн потянул за пластиковый клапан.

– Сделал.

– Хорошо. Вытащите одну салфетку и прижмите ее к носу и рту.

– Нет, – инстинктивно возразил Роберт. Ему не нужна была наклейка с черепом, чтобы догадаться, насколько ядовито вещество, пары которого уже наполняли машину.

– Я думал, вы хотите увидеть сына.

– Да. Но я не хочу умирать.

– Кто сказал, что это случится? Я же просто прошу вас накрыть лицо салфеткой.

– А что случится, если я откажусь?

– Ничего.

– Совсем ничего?

– Совсем. Вы выйдете из машины и пойдете домой.

«И никогда не узнаю, где мой сын».

– Но это было бы ошибкой. Сейчас, когда вы уже так далеко продвинулись.