Книга Фантазерка - Наталья Нестерова

– Значит, это будет только мой ребенок, моя доченька, — с трудом разомкнув губы, тихо сказала тогда Люда.

Встала и ушла, на диван легла, калачиком свернулась, носом в стенку. И Егор отчетливо понял, что тут не игра, не вопли-сопли бабьи, не дурь, не блажь, а настоящий перелом судьбы. Их с Людой судьбы. Не сразу раскаялся, час-полтора нервно курил. И чем больше мысленно аргументов за свою точку зрения приводил, тем отчетливее понимал, что надо прощение просить.

Стоял тогда на коленях перед диваном, слова говорил, от «Жигулей» отказывался и был согласный на все-все-все… Правильные действия! Ведь не уступи Людочке, не родилась бы дочка и вычеркнулись из жизни наисладкие моменты.

Теперь ситуация аналогичная. То есть совершенно не схожая. Ребенок не от Егора зачат, не в животе у Люды пребывал. Называя вещи своими именами, с помойки детеныш. И мы его с бухты-барахты усыновляем?

– Люда, ты не молчи, — просил Егор. — Говори, что на душе.

– Нам его… — с трудом, как двадцать лет назад, когда судьба дочки решалась, разомкнула губы Люда, — послал…

– Ой, не надо! — Егору не хватило терпения дослушать. — Бог послал? Далеко и надолго? Мама к тебе приходила? Люд, но ты же современная женщина, в церковь не ходишь, хоть и верующая. Твоя мама давно на том свете, а перед смертью, после инсульта умом тронувшись, несла такую галиматью, нарочно не придумаешь.

– Да, — неожиданно согласилась Люда, — мама ни при чем. Это у меня сдвиг легкий на фоне переживаний.

– Вот-вот! — радостно подхватил Егор. — Наводи на резкость. Зачем нам чужое дитя с неизвестной наследственностью?

– А ведь это ты его спас от смерти, — покачала головой Люда. — Вторую жизнь дал человеку.

– И что мне теперь? Раскаиваться? Или вешать хомут на шею?

– Как хочешь, — опустила Люда голову, поцеловала ребенка в темечко. — Но я уже отпустить его в казенные дома не могу. Прирос он ко мне, Егорушка, кожей и кровью.

– Прям так и прирос? Меньше чем за сутки?

– Да, на уровне подсознания.

Их дочь щеголяла подобными словечками. Например, приезжая на каникулы, с усмешкой рассказывала, что моет вечером обувь. Пришла домой, в тазике помыла, на газетку поставила. Бессмыслица! Завтра утром снова по грязной улице топать. Но мама приучила, и теперь — на уровне подсознания.

Подхватив у дочери «уровень подсознания», Люда и Егор прибегали к выражению, когда хотели сказать: ничего поделать с собой не могу, хоть режь меня.

Когда приехали милиция и перевозка медицинская, Егор вовсе не согласился с решением жены усыновить подкидыша. В поступках и поведении Егора сыграли роль три обстоятельства. Во-первых, он был голоден, даже стародавних пельменей не поел. Голодным Егор бывал импульсивен, зол и непрошибаемо упрям. Насытившись, превращался в благодушного, покладистого добряка. Во-вторых, Егор не переносил, когда от него требовали поступков, которые он сам еще не признал правильными. В-третьих, свою семью, дом (квартиру) он считал крепостью, в которую без приглашения никто не смеет соваться. Это смахивало на древний инстинкт первобытных людей: самец построил гнездо (логово, нору), оборудовал пещеру — попробуй сунься, прибью. Дочка шутила: «Папа у нас орел, гнезда охранитель, а мама-наседка. Вместо яиц, правда, консервы — варенье да огурцы с помидорами, маринованными и солеными». А сама трескала консервы за обе щеки!

Людмила с ребенком забаррикадировалась в спальне. Там давно ручка дверная заедала, язычок клинило, дверь только изнутри можно открыть. Люда мужа просила — почини. Но не настаивала, идею вынашивала двери поменять, ремонт сделать, накопив денег. У них так часто бывало — с мелочи начнется, большим делом закончится.

Открыть дверь спальни труда не составляло. Надави Егор плечом на косяк, стукни коленом — и дверь распахнется. Но еще не хватало при чужих людях к родной жене с боем пробираться!

Чужими людьми были: фельдшерица — пожилая, упитанная, точно снежная баба сверху прибитая, расплывшаяся, в белом халате; и участковый милиционер Мишка, который никакого трепета не вызывал, поскольку учился в одном классе с сыном Егора. Они прошествовали до зала — большой комнаты, куда их Егор невольно допустил.

– Дядя Егор! Сколько лет, сколько зим! — здоровался по ходу Мишка. — В норме пребываете? Вижу — все о’кей. А мы с Димкой перезваниваемся. Защищает Родину, га-га, в теплом месте при штабе, га-га.

В школе учителя пытались отучить Мишку от утробного гагаканья, которое вырывалось из него через слово. Не вышло. Так и га-га-кает. Но Мишка — парень по большому счету не плохой, без трухи.

– Чего надо? — хмуро спросил Егор.

– Ой, тут не быстро, — с ходу оценила ситуацию фельдшерица. — Я позвоню? — достала из кармана белого халата сотовый телефон, принялась давить на клавиши. Ей ответили сразу. Удаляясь в сторону кухни, зачастила капризно придирчивым голосом: — Таня? Вы на даче? Как не поехали? Я же просила! Огурцы накрыть, я с давлением сажала, там завязей облеплено, а вам только жрать, нет, чтобы матери помочь, когда похолодание идет…

Егор и Мишка проводили ее взглядами.

– Чего надо? — повторил Егор.

– Ребенка, подкидыша, — ответил Михаил, поняв, что психологическая подготовка тут бесполезна.

– А вы его находили, чтоб отбирать?

– Дядя Егор, га-га, — примирительно улыбнулся милиционер, — вы герой в натуре, га-га, но по закону пацана в больницу требуется доставить. И в последующем…

– В сиротскую богадельню? — перебил Егор.

Более всего он желал избавиться от нечаянной радости в виде младенца-сосунка, но в силу трех приведенных выше обстоятельств Егор сопротивлялся чужой воле.

– Насчет богадельни, — тем же спокойным тоном и даже без гагаканья сказал Миша, — ошибаетесь. Дом малютки плюс детдом через стенку, вы знаете, на углу Профсоюзной и Кирова, в отличном состоянии. Детишкам спонсоры навезли таких игрушек, которые я своему Ваське позволить не могу, не по финансам. У них там бассейн, надувной, с лесенкой. Плещется мелкота, верещит от удовольствия.

– А все сироты!

– Дядя Егор, но ведь не мы с вами их бросили?

– Шлюхи, которым…

Егор повторил пассаж про гранату, которую надо подлым бабам засовывать в известное место.

Миша идею подхватил и развил:

– А мужики, что ребенка заделали? Брызнул спермой и поминай как звали? Их, дядя Егор, тоже со счетов не нужно сбрасывать. Кастрировать уродов!

Егору на секунду показалось, что Мишка разговаривает с ним как с придурочным. Но разобраться в Мишкиных интонациях не удалось, потому что пришла фельдшерица, лицом раздутая от гнева, в красных пятнах.

– Все валандаетесь? У меня время ограничено. Где ребенок? Быстро забираем и уезжаем.

Миша передернулся от досады. Егор захлебнулся от возмущения: