Книга Становление Европы. Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры. 950-1350 гг. - Роберт Бартлетт

Географические названия подвержены изменениям. В противном случае как исторические свидетельства они потеряли бы значительную часть своей ценности для исследователя. В то же время эта их особенность требует очень осторожного отношения. В районах новых поселений и колонизации новые названия населенных пунктов образовывались разными способами: для новых поселений придумывались новые названия, старые же могли быть переименованы или получить слегка видоизмененные имена. В тех областях, где бытовали не один, а два или несколько языков, один и тот же населенный пункт мог иметь два или много вариантов названия. Иногда встречаются случаи эквивалентов, зафиксированных в письменных источниках, как в случае с Ольденбургом в Гольштейне: «Ольденбург, именуемый на языке славян Стариград, то есть “старый город”». Свидетельством того, какие широкие масштабы принимали переименования, может служить документ Генриха IV Силезского, изданный в пользу госпитальеров в 1283 году. Этим актом Генрих восстанавливал прежние привилегии госпитальеров и перечислял поименно их владения:

«…Ибо мы знаем, что некоторые поместья были отчуждены госпитальерами и обменены на другие, которых не было в старом списке привилегий, отчасти из-за того, что эти поместья, носившие польские названия, впоследствии получили немецкие законы и заслужили немецкие названия, и из-за того также, что некоторые поместья, расположенные посреди лесов, невозможно было отнести к поселениям в составе одной деревни в силу их больших размеров, но многие деревни и поместья были там основаны и получили разнообразные имена».

Далее в грамоте приводится список, в котором упоминаются «Хозеновиц, называемый ныне Круцердорф, Левковиц, ныне называемый Дитмарсдорф, Кояковиц, впоследствии разделенный на две деревни, называемые Верхний и Нижний Концендорф». Здесь, судя по всему, мы имеем пример чисто лингвистической замены славянского названия немецким наряду с реальным перемещением или реорганизацией селения. Поглощение прежних деревень новыми поселениями нашло отражение еще в одном силезском источнике — «Генриховой хронике», в которой упоминается, как польский феодал Альберт Лыка получил в собственность две деревни из тридцати мансов и присовокупил их к уже имевшимся, «отчего названия этих деревень навсегда исчезли». Трудно сказать, подразумевало ли «присовокупление» этих поселений их фактическое разрушение или перемещение домов и людей, хотя археологические данные говорят о том, что такое случалось.

Новым поселениям в осваиваемых колонистами областях требовались новые названия. Бывали случаи, когда документ фиксировал именно момент дачи имени. Так, Ратцебургский десятинный реестр 1229–1230 годов, содержащий список держателей фьефов в епархии Ратцебург, имевших право собирать десятину с определенных деревень, то и дело содержит такие формулировки: «Деревня Танкмара: Танкмар 1 (т.е. десятина с одного манса). Деревня Иоганна: Иоганн 1». Ясно, что Танкмар и Иоганн, давшие деревням свои имена, еще были живы — не исключено, что это было первое поколение иммиграции. Аналогичным образом Штурмистон в Гламоргане, по всей видимости, своим названием был обязан Готфриду Штурми, который «построил поселок в глуши, где никто до него не возделывал землю». Когда Випрехт Гройцшский привез поселенцев для расчистки лесов в землях полабских славян, он «повелел им дать свое имя деревне или земле, которую они возделали своим трудом».

По всей вероятности, чаще всего новые географические названия появлялись путем наименования поселения в честь первого человека, взявшего в руки плуг в этих местах. Однако существовали и другие формы ономастических нововведений и изобретений, и они тоже приоткрывают завесу над процессом заселения новых территорий. Земли полабских славян предоставляют в этом смысле наибольшее разнообразие вариантов. В некоторых местах появляются двоякие поселения. Так, в Ратцебургском десятинном реестре фигурируют «Немецкий Гаркензее» и «Славянский Гаркензее»: по-видимому, речь шла о соседних деревнях, где жили коренные жители и переселенцы. В других областях встречаются названия населенных пунктов в честь групп переселенцев. Флемдорф и Флемингшталь указывают на фламандское происхождение колонистов, Франкендорф или Франкенберг — на франкское. Подчас названия просто переносились со старых территорий на новые, иногда с приставкой «Новый», иногда и без нее. Подобным примером служит Бранденбург, от которого пошли названия Ной-Бранденбург — город, основанный в 1248 году на спорной северной границе земель маркграфов, и еще один Бранденбург — в Пруссии.

Карта географических названий любой области непременно включает названия, разбросанные во времени от доисторического периода до самого недавнего прошлого. Области новых поселений эпохи Высокого Средневековья в этом отношении особенно наглядны. Так, в Новой Кастилии географические названия распадаются на три группы. Одни имеют очень давние корни, либо еще доримские, хотя чаще всего латинизированные по форме, либо римские (например, Сигуэнца, Орэха). Другая группа названий — результат арабского влияния, выразившегося прежде всего в наличии арабского артикля аль- (например, Алкалья, «крепость») либо приставок бен- — («благородный»), дар- — («дом»). Наконец, кастильские поселенцы дали названия многим населенным пунктам (как новым, так и старым, в порядке переименования) на своем же языке, зачастую образуя их от характерных примет конкретной местности, как в случае с Фуэнтельвьехо («старый ручей»), Вальдефлоресом («долина цветов»), и т.п. Альфонс X Кастильский (1252–1284) проводил осознанную политику присвоения новых кастильских названий населенным пунктам во вновь отвоеванных областях. Об одном из его земельных дарений было сказано: «Он пожаловал ему деревушку, которая во времена мавров называлась Коркобина, а король Альфонс назвал ее Молина». Следы этой практики названий и переименований, существовавшей у средневековых поселенцев на периферии латинской Европы, сохранились до наших дней.

Ясно, что если сравнивать значение документальных и археологических свидетельств, а также морфологических или топонимических исследований, то лучшим способом осмысления истории сельского поселения будет комплексное применение всех вышеназванных методов исследования. Здесь особенно важное значение приобретает кумулятивный эффект свидетельств разного рода. Хорошим примером того, как могут быть прояснены некоторые моменты благодаря добросовестному и примененному с большой долей воображения методологическому плюрализму, служит исследование, проведенное Гербертом Гельбигом в отношении моделей поселений в регионе, населенном лужицкими сербами в Германии.

Карта 6. Топонимика и типы полей в Крайс-Пирне (по Гельбигу 1960)

Он подошел к проблеме, сочетая результаты топонимического исследования, археологических раскопок, документальных свидетельств и анализа типов полей и деревень. Упрощенная карта, где отображены результаты его исследований одного региона — Крайс Пирне на Эльбе выше Дрездена, ясно показывает хоть и не абсолютную, но очень наглядную корреляцию между географическими названиями и типами полей и деревень (карта 6). Поселения, имеющие менее правильные очертания, и поля, составленные из ферлонгов, соответствуют областям с преобладанием славянских названий, тогда как вальдхуфендорфы (и некоторые другие геометрически правильные формы) соотносятся с названиями немецкого происхождения. Естественно предположить, что большая часть ранних славянских поселений концентрировались вдоль Эльбы, и там названия населенных пунктов и форма полей до сих пор носят отпечаток той самой, раннесредневековой модели. Немцы же расчищали для обработки землю на задах старых поселений, отвоевывая ее у лесов и формируя вальдхуфендорфы. Таким образом, планомерное переселение немцев, которое на основании письменных свидетельств можно отнести к XII веку, наглядно запечатлено и на карте. История сельского поселения — та тема, которая требует неспешного и трудоемкого накопления данных — фрагментов керамики, упоминаний в документах, картах полей и т.п. В то же время это та область научного исследования, где есть реальная перспектива получения обширной информации совершенно нового характера благодаря применению новых научных методов — таких, как химический анализ керамики или исследование растительных и животных остатков. В случае развития пограничных научных дисциплин и комплексной методологии исследования, результатом, без сомнения, станет более полная, яркая и наглядная картина новых ландшафтов Высокого Средневековья.