Книга Селена, дочь Клеопатры - Франсуаза Шандернагор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она слушает твои признания в любви, жалкий соблазнитель! И провозглашение мира, лжец! Наставить рога нам обоим – одна из последних идей твоего хозяина? Вот ненормальный! Псих!
Он выхватил у стражника плеть и принялся сечь ползающего вольноотпущенника. С каждым ударом плеть вырывала куски тоги или шелковой туники. Вскоре «посланник» оказался полуобнаженным и окровавленным.
– Ты заслуживаешь только порки, как и твои родители, дрянь!
Прибежал запыхавшийся Луцилий и встал между ними:
– Подумай о том, что ты император! О том, что ты должен делать… Позволь ликторам закончить работу.
С началом этой перепалки у Селены пропал всякий интерес к предкам Агенора, царя Патраса, сына Ампикса, сына Пелия, сына Аргинатеса. Испуганная, она вцепилась в платье своего учителя: крики валяющегося на земле человека напомнили ей о криках диоисета, которые она слышала несколько месяцев назад на пристани. К тому же она не понимала, что говорил ее отец: во дворце редко можно было услышать латинскую речь. Но если она и не знала этого языка, то хорошо видела «бесплодное дерево» – вилы, на которые римляне вешали своих рабов; затем тонкий кожаный ремень, разрывающий им кожу, и последующая странная неподвижность…
– Подвесьте его! – приказал Луцилий ликторам.
Она зажмурила глаза.
– Успокойся, – наклонившись, прошептал Николай, – они его не убьют, не посмеют.
И действительно, вольноотпущенника Октавиана подвесили ненадолго, а спина его была исполосована всего десятью ударами: хлыщ от этого не умрет, но еще не скоро сбросит «расписную тунику», которой одарил его Антоний! В бессознательном состоянии его отнесли на лодку, повесив на шею табличку с посланием от Антония: «Я был немного взбешен наглостью твоего посланника. Если тебя это обидело, ответь мне тем же: мой посланец Иппаркий предал меня и сейчас находится рядом с тобой – можешь подвесить и высечь его. Таким образом, мы будем в расчете». Конец переговорам.
Было начало мая. Войска Октавиана приближались к Иудее. Николай Дамасский с ностальгией вспоминал благодеяния Ирода. Диотелес еще раз сделал взнос солильщику. Сокровища Клеопатры начали переносить в недостроенный Мавзолей.
«Товарищи смерти» расположились в беседке Ботанического сада, увитой вифинскими розами. На их головах – венки из фиалок. Обед заканчивался, пришло время для шумного веселья, и им подали хиосское вино. Но после визита посланника Октавиана Марк Антоний в присутствии Царицы никогда не забывал протянуть свой кубок дегустатору, перед тем как выпить из него; и делал он это с напускной важностью.
Каким взглядом пристало смотреть на женщину, которую подозреваете в том, что она задумала вас уничтожить? На женщину, которую еще год назад ее собственный врач считал отравительницей? Антоний и Клеопатра, два хищника, узнали друг друга в первый же день, затем оценили, померились силами, и теперь любили друг друга раздирающей любовью: у обоих были слишком острые зубы. Чувства Царицы съежились, словно от испуга, а чувства Антония стали более жестокими и лишенными каких бы то ни было иллюзий.
История «о фиалковом ужине», рассказанная Плинием Старшим[136], великолепно отображает особый характер этой страсти. В тот вечер в беседке приглашенные пили хиосское и маронейское вино, собранное на фракийском берегу в год правления консула Опимия. Отличный год. И старое, редкое, дорогое вино. Царица, объявившая себя распорядительницей пира, приказала смешать опимийское вино с хиосским в пропорции один к четырем, а затем все обильно разбавить водой. Выпив глоток, она заявила, что напиток слишком горький, и добавила меда и корицы. Пряное вино варили в огромном серебряном чане, а молодой виночерпий, одетый в розовое, то и дело наполнял бокалы гостей. В то время как дегустаторы Антония серьезно выполняли свою работу, другие разливались в похвалах: «Восхитительно!» «Прекрасно!»
– В вине наша Царица разбирается не хуже мужчин, – сказал Филострат, придворный софист.
– Это потому, что она все делает как мужчина, – заметил император. – Когда на охоте мы выгоняем из лесу сернобыка, моя Клеопатра никогда не отстает: вам стоит посмотреть, как она держится в седле!
Военные шутки и грубые смешки.
Царица не смутилась. Она сняла венок и покрошила фиалки в свой бокал.
– Ты льстишь мне, Филострат: этому вину не хватает букета. Нужна маленькая цветочная нотка. Сделайте, как я, чтобы добавить ему аромата: окуните в бокалы свои цветы.
Придворные и близкие привыкли к ее фантазиям; к тому же все должны были слушаться распорядителя пира так же строго, как дирижера, поэтому присутствующие последовали ее примеру. Размяв фиалки в вине, они испачкали пальцы. Антоний, сделав так же, иронизировал:
– У меня окровавлены руки, как у вакханки, исцарапавшей пальцы о пастуха!
– Скорее об амфору, – сказал Канидий.
Все прыснули со смеху. Филострат выпил первым:
– Нектар!
Теперь все наслаждались. Но когда Марк Антоний поднес бокал к губам, Царица, разделявшая с ним ложе, остановила его:
– Не пей! Я отравила не вино, а фиалки в твоем венке… Видишь, император, несмотря на дегустатора, я могу убить тебя, когда мне захочется. Но мне не хочется… Вылей это вино. – И она ласково держала его за руку.
На этом рассказ Плиния закончился. Но сцена осталась бы незавершенной, если не добавить в нее реплику Антония, которую я слышу:
– Жизнь моя, душа моя, боюсь ли я тебя? Мне не нужен дегустатор, чтобы избежать слишком свежих напитков. Но сегодня у твоего вина идеальная температура, любимая. – И, не отрывая от нее взгляда, он залпом осушил «отравленное» вино. – Наперекор тебе с тобой, – сказал он вполголоса.
Селена была дочерью этой парочки.
МАГАЗИН СУВЕНИРОВ
Каталог, археология, публичный аукцион, Париж, Друо-Монтень:
…81. Лот состоит из трех масляных ламп, украшенных эротической сценой с изображением Леды и лебедя: крылатые фаллосы, влюбленная пара в позе «женщина сверху», подбадривающая своего партнера словами: «Посмотри, как мне хорошо». Керамика бежевая и оранжевая. Эрозия и видимая трещина. Римское искусство, I век н. э.
Длина: от 7,8 до 9,8 см. 1 000/1 200
Вот уже несколько дней, как жизнь детей перевернулась: у них больше не было «школы». Учителя испарились. Евфрония с эмблемой посланников отправили на встречу октавианских войск: теперь, когда Цезарион проводил все свое время вне стен дворца на большом стадионе с городской молодежью, ему действительно больше не нужен был преподаватель изящной словесности. Прецептор Антилла Теодор тоже был отпущен из Царского квартала: руководитель библиотеки нуждался в главном переписчике, так как предыдущий присоединился к александрийскому гарнизону. Диотелес, как и все репетиторы и большая часть дворцовых «бесполезных», был призван помогать перевозить грузы к Мавзолею: там собирали бронзу из Коринфа, сфинксов из слоновой кости, золотую посуду, картины Апеллеса и статуи Лиссипа.
