Книга Визит дамы в черном - Елена Хорватова

— Антрепренер хитрец, — заметил Дмитрий. — Здание он арендует, вот и не хочет вкладываться в ремонт фасада. Кончится срок аренды, он скатает дорожки, снимет люстру, обложит соломой зеркала, и поминай как звали со всем его театральным великолепием. А фасад чужого здания с собой не унесешь…

В ожидании антрепренера Богомильского Колычев и Бурмин уселись в первом ряду партера и рассматривали сцену, на которой рабочие монтировали декорации.

Унылая пыльная коробка сцены на глазах превращалась в райский сад. Сначала были опущены задники с росписью, а потом рабочие принялись размещать необыкновенные растения и цветы, застывшие водопады, картонные скалы, покрытые плющом, перевитые зеленью гроздья фруктов из папье-маше, фиксируя все это великолепие в специальных креплениях.

— Приветствую вас, господа! Господин Колычев! Господин Бурмин! Чему обязан? О, я вижу, вас заинтересовало оформление сцены. Не правда ли, наши декорации производят впечатление? Когда установят свет, эффект будет просто потрясающим!

Маленький лысоватый антрепренер был похож на жизнерадостную дворнягу, брызжущую энергией.

— Пройдемте на сцену, господа! Оформление этого спектакля (а у нас сегодня «Сон в летнюю ночь») — наша гордость, господа. Да что там, такие декорации сделали бы честь и столичной сцене. У нас замечательный оформитель, хоть и сильно пьющий, но талант, талант! Когда трезв, просто творит чудеса. Вот извольте, нужно представить на сцене сказочный лес. Что сделал бы ремесленник? Натянул бы грубо раскрашенный задник и поставил на авансцене пару кустов, выпиленных из фанеры. А тут настоящие райские кущи! Цветущие ветви, водопады и все прочее. И заметьте, расположено и закреплено все самым прихотливым образом. Видите, видите? Атрибуты прочно крепятся в специальных зажимах. У нашего оформителя гостил племянник, студент Технического училища, он и подсказал идею. И даже изготовил чертежик такого зажима, мы потом в судоремонтных мастерских Ведерникова сделали заказ. Обратите внимание: прекрасные зажимы, пружины из стали, можно крепить предметы в любом положении. Покойный Савелий Лукич, как покровитель искусства, с нас много за заказ не взял, а выполнил на совесть.

Дмитрий взял один из зажимов в руки, покрутил, и вдруг лицо его приняло серьезное выражение.

— Господин Богомильский! В интересах следствия по известному делу не соблаговолите ли предоставить мне образец подобного зажима.

— Извольте, господин следователь. — Антрепренер поскучнел. — Все равно дополнительную партию заказывать придется. Актеры, сукины дети, растащили несколько штук, надо думать, в хозяйстве для чего-нибудь используют.

— Я должен изъять предмет официально в присутствии понятых. Он может оказаться уликой.

— Уликой? Бог знает что вы такое говорите, господин Колычев. Я ничего не понимаю. Должны изъять — изымайте, хотите официально — изымайте официально… Но какие улики могут быть в моем театре? Какое отношение декорации имеют к убийству? Изымайте хоть все, ваше право, я с властями никогда не спорю… Никакие зажимы от декораций не вернут мужа нашей Оленьке, даже если их делали в мастерских Ведерникова. Конечно, у следствия свои тайны, непосвященным недоступные. Изымайте все, что вам будет угодно, я не возражаю…

Глава 14

Как только Дмитрий и Петя вышли из театра, Бурмин напал на друга с упреками.

— Ну что ты такое выдумал? Богомильский был так рад нашему посещению, так искренне хвалился своими декорациями, водил нас по сцене, все показывал… А ты состроил чиновничью морду и стал оформлять протокол изъятия. Вот так представители власти и отталкивают от себя прогрессивно мыслящих людей! Я совсем не об этом думал, когда потащил тебя в театр. Сегодня такой день, мы могли их поздравить, завязать интересный разговор. Твое расследование было только предлогом для визита. А ты придумал какую-то ерунду и ухитрился все испортить! Зачем тебе этот дурацкий зажим? Я отказываюсь понимать…

— Топтыгин, помнишь бельгийскую двустволку марки «коккериль»? Ту, ведерниковскую? С места убийства…

— Ну, помню.

— Помнишь вмятины на дереве приклада?

— Ты хочешь сказать?..

— Да! Я почти уверен, что они оставлены лапами такого зажима. В шкафу Ведерникова никто не сидел, поджидая жертву! Совершенно очевидно. Ружье было закреплено в зажиме и направлено дулом туда, где будет грудь человека, открывающего шкаф.

— А как же оно само собой выстрелило?

— Там, внутри шкафа, неизвестно зачем набиты маленькие гвоздочки, я сразу обратил на них внимание. Если пустить по ним шнур или тугую резинку, прикрепленную к дверце, а другой конец завязать на взведенном курке, то тот, кто откроет шкаф, потянет резинкой за курок и получит выстрел в грудь… Я еще не знаю, как убийца смонтировал свое адское приспособление, но принцип мне ясен.

— Значит, резко распахнув дверь, чтобы добраться до своего сейфа в шкафу, Ведерников, не зная того, сдернул курок… Ну, Дмитрий, у тебя и голова! Но тогда определенно можно сказать — в деле замешан кто-то из домашних покойного. Ведь нужно же было время, чтобы смонтировать эту адскую машину. Неужели все-таки Варвара?

— Не торопись с выводами! Если это Варвара, с чего ей вдруг пришло в голову использовать театральный реквизит? И как бы она его раздобыла? Она так далека от театра. Думаю, она и не знает о существовании подобных зажимов для декораций.

Вернувшись домой, друзья застали у себя поджидавшего их Задорожного.

— Неужели пристав пришел к нам после «Гран-Паризьена» продолжить попойку? Какой, однако, энтузиазм вызвали в нем дарованные обществу конституционные свободы, — прошептал еле слышно Митя, пока они с Петром снимали пальто.

Но Тарас Григорьевич казался почти трезвым, только покрасневшие глаза выдавали недавнюю неумеренность в вине.

— Что случилось, Тарас Григорьевич? — спросил Митя. — Мы совсем недавно расстались.

— Интересный документ мной получен, господин следователь. Почел своим долгом ознакомить. Донесение от моего секретного агента, согласно которому у Верховского неоспоримое алиби в деле об убийстве Ведерникова. Оказывается, в вечер убийства имела место нелегальная сходка в доме рабочего кирпичного завода Огуреева, проживающего на Трифоновской улице. Из конспиративных соображений Огуреев сообщил околоточному, что отмечает именины старшей дочери. Но какие там именины! Собрались все местные социалисты, приехал к ним агитатор из Саратова, студент-агроном, шум подняли, распри начались. Эсдеки с эсерами поссорились, чуть до драки не дошло. Ссыльный Верховский весь вечер там просидел, выступал, спорил, кулаками махал и никуда практически не отлучался. Извольте ознакомиться, — Задорожный протянул Дмитрию листки с донесением. — Придется теперь этой публикой поднадзорной заняться. Однако, согласно этим сведениям, убийцей Верховский быть не может. Кроме политики, ничего ему не предъявишь. А вам, Дмитрий Степанович, он голову морочил своими показаниями, так как других социалистов впутать боялся. Чуть на каторгу за убийство не пошел, дурак! Хотя так оно было бы и проще, впаяли бы ему бессрочную каторгу, и нам забот меньше. Да только поступать приходится по закону. Жаль, если я спутал вам карты и ваша версия рухнула, но из чувства долга был обязан сообщить. Честь имею, господа!