Книга Белье на веревке. Современные рассказы о любви (сборник) - Дарья Дезомбре
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Человек, мужчина, очутился близко. Она почувствовала, как соски приподнимаются двумя спелыми утренними ягодами. Мужчина тихо засмеялся, наклонился над нею, держа в зубах маленькое солнце, и она откусила.
Они откусывали медовое солнце, каждый свою сторону, пока их губы не сошлись в начало начал и конец концов, замыкая круг сна и смысла.
Настоящий друг… Ненастоящий муж
Мария проснулась, безуспешно пытаясь унять дыхание, половину которого мужчина унес в грезы с обморочным поцелуем. Скорчилась под одеялом в стыдливый комок: от благоухания чуланных яблок мысли мешались в голове, живот с силой тянуло книзу, и – о-о, издевательская проза жизни! – нестерпимо хотелось в туалет. Она украдкой окинула комнату быстрым взглядом.
– Привет, – сказал Хаим буднично и безлико, появляясь из кухни в клетчатой рубашке и бриджах. – Я хочу поплавать. Пойдешь со мной? Но тебе купаться не советую, вода сейчас уже очень холодная, мышцы сведет.
– Захочу и искупаюсь, – пробормотала Мария и вспомнила, что у нее нет купального костюма.
– Дело хозяйское, – пожал он плечом.
– Отвернись, мне надо выйти! – вскрикнула она, не в силах больше терпеть. Хаим замешкался, и Мария выбежала в сорочке на улицу, едва не сметя его по пути.
Когда ее лицо конфузливо высунулось из-за двери, он весело передразнил:
– «Отвернись, мне надо войти!»
– Я уйду от тебя, Хаим Готлиб, – отозвалась она, прошмыгнув к шкафу.
Он повернулся, навис над нею, упершись о шкаф руками, с белым от запальной злости лицом:
– Никогда не говори так, слышишь?! Никогда!
Мария без всякой боязни, с каким-то девчоночьим любопытством глянула снизу вверх:
– Бить будешь?
– Нет, – прохрипел он. – Если ты уйдешь – я не буду жить.
Она все-таки испугалась, выскользнула из-под его рук. Уронив стиснутые кулаки, Хаим опомнился.
– Вот, посмотри, может, понравится, – мрачно кивнул на кровать.
Увлеченная выяснением отношений, Мария не заметила, что на кровати, уже застеленной, разложена кое-какая одежда: белый, в фиалках, сарафан из набивного ситца и шелковый купальный костюм. Тот самый раздельный итальянский купальник, который она видела в любекском магазине – непристойно узкий, телесного цвета!
– Ах вот что ты там покупал! – воскликнула Мария.
– Где? – Хаим наконец улыбнулся.
– В Любеке! А лгал, что покупаешь подарок сестре!
– Я не лгал. Саре я тоже купил купальник… Ну же, одевайся! В море плавать не дам, а загорать – сколько угодно.
– Тогда никуда не пойду.
Он вздохнул:
– Как хочешь.
Мария в сердцах с размаху бухнулась на кровать, бело-розовую в рассветных лучах, как невеста… Хорошенькая перспектива – задыхаться целый день одной в этом яблочном раю! Пусть дружеские отношения с Хаимом – мираж, зато ей с ним не скучно.
– Я пойду с тобой.
– Иди.
– А купальник куда-нибудь спрячь. Я не желаю видеть этот ужас.
– Напрасно. «Этот ужас», очень даже симпатичный на мой взгляд, придумали в знаменитом Доме моды Скьяпарелли. Кстати, Грета Гарбо начинала карьеру с демонстрации купальников…
Хаим еле успел отпрянуть: Мария прыгнула, как кошка, и полоснула воздух ногтями перед его лицом.
– Не смей! Меня! С ней! Сравнивать!!!
– Сдаюсь, сдаюсь, – засмеялся он, поднимая руки. – Я давно хотел сказать: не ты похожа на Гарбо, а совсем наоборот – она на тебя похожа. Чуть-чуть. Но ты в миллион раз лучше… Ты – моя королева. Только ты.
Мария шла за ним босиком след в след и не узнавала себя.
Отчего она так сильно изменилась? Она, которая боялась мужчин пуще огня, почему-то становилась с Хаимом капризной и взбалмошной, какой не была ни с кем, мгновенно переходила от ликования к гневу.
А если Хаиму надоест возиться с нею? Если он ее бросит?.. Мария размышляла об этом с незнакомым страхом, не в силах разобраться в мыслях и ощущениях. «Пусть бросит, пусть, пусть, пусть бросит», – со скорбным упрямством думала в такт шагам.
Холодное дыхание моря чувствовалось издалека. Море ни секунды не оставалось без движения: рябило, мерцало, выкидывало в бесконечном канкане мириады сверкающих коленок. Язык прибоя облизывал берег в тщетных усилиях добраться до лодок, и ползучая шея в пенном жабо с шипением втягивалась в море перед новой попыткой.
Ветер делал сразу несколько дел: надувал и закручивал пышную юбку Марии, пел протяжные песни, срывал с волн жемчужную россыпь пены, смешивал запахи йода и соли с ароматом сосновой смолы. А еще ветер носил птиц. Чайки недовольно кричали, чуя запах рыбы. Впрочем, им грех было жаловаться, недавний шторм выкинул на мелководье кучи водорослей, и там, где растения запутались в камнях маленьких бухт, чайки справляли торопливые пиры. Мягкое травяное варево кишело моллюсками.
– Ну что, будешь купаться? – поинтересовался Хаим, раздеваясь.
– Буду.
– Неужто нагишом?
Хулиганская ухмылка причудилась Марии в углах его губ. Она впервые заметила, как хорошо Хаим сложен. Не атлет, но хорошо. Причем она где-то видела эту фигуру раньше: прямые мускулистые плечи, широкую грудь, крепкий живот с пупочной денежкой.
Где же она могла видеть раздетого Хаима? В лазарете он был накрыт простыней. Во сне? Кажется, да… И вспомнила: Адам! Адам Дюрера. Обнаружила, что Хаим и лицом немного смахивает на него. Представила картину целиком и вдруг поняла: а ведь у нее, пожалуй, фигура дюреровской Евы…
Лодыжки мазнул хвост ледяной змеи.
– Платье испортишь, – предупредил Хаим. – Здесь море не сильно соленое, Неман впадает, но одежду сумеет подкрахмалить.
Мария строптиво забрела в воду по икры и выскочила обратно. Бр-р, как холодно! Подумала: остались бы они друзьями. Для окружающих муж и жена, а на деле просто…
Нет. «Ты – моя королева. Только ты».
– Не надо заходить в море, Хаим, заболеешь, – попросила «прежним» голосом.
– Разве тебе не все равно?
– Не все… Ведь ты – мой король.
Он сбегал к дому, принес завернутые в лист лопуха гренки, жаренные с чесноком и сыром, бутыль молока и проволочный сачок на шесте для сбора янтаря. Позавтракали, нашли лодку Иоганна – хозяин позволил взять – и поплыли к подводным бухтам процеживать сеткой травяной кисель.
Хаим ловко отыскивал янтарные окатыши в гуще водорослей, а Марии не удавалось – на ее взгляд, они ничем не отличались от обычной гальки.
– Сверху на них окисный панцирь, – объяснял он. На ладони покоились три камешка, ровесники детства Земли и юности моря, облаченные в матовые «рубашки».