Книга Самый богатый человек из всех, кто когда-либо жил - Грэг Стейнметц

Письма, контракты и бухгалтерские книги, где запечатлен исторический «след» Фуггера, раскрывают подробности коммерческой деятельности Якоба, но мало что говорят о его личной жизни. Мы полагаем, что с женой у него были прохладные взаимоотношения, но не знаем этого наверняка. Известно, что Фуггер был дружелюбен с клиентами и суров со своими племянниками. Но это лишь фрагменты истории. Один такой фрагмент показателен; в нем был замешан Иоганнес Цинк, «глаза и уши» Фуггера в Риме. Случай, имевший место примерно в разгар схватки Якоба с королем Людвиком, представляет Фуггера «упертым» и даже бессердечным человеком.

Когда Фуггер послал своего племянника Антона в Рим на смену Цинку, последний вернулся в Аугсбург больным и с многочисленными долгами. Казалось бы, откуда взяться долгам? Фуггер платил ему весьма щедро, а также Цинк, покупками и взятками, приобрел достаточно церковных должностей, чтобы не бедствовать. Но Цинку всегда было мало. Желая стать еще богаче, он часто занимал – и неизбежно терял, когда рушились мошеннические схемы.

В дни венгерского кризиса семья Цинка умоляла Фуггера принять бывшего римского агента, пока не стало слишком поздно. Возможно, Фуггер проявил сентиментальность и захотел попрощаться. Или, возможно, он рассчитывал узнать напоследок что-то важное о римских делах. Так или иначе, Фуггер навестил Цинка, и тот попросил помощи. Мол, его семья лишится всего, если он умрет, не погасив долги.

Фуггер сам был основным кредитором Цинка. Вместо того чтобы прямо попросить Фуггера аннулировать его обязательства, Цинк попытался отдать Якобу ключ от своего дома. Современники истолковали бы этот жест недвусмысленно. Прими Фуггер ключ, он тем самым взял бы на себя долги Цинка. Фуггер отказался, но сделал это столь ласково, что Цинк умер в уверенности – Якоб соблюдет его интересы. Семья усопшего была шокирована, когда вскоре после похорон к ним явился судебный пристав с требованием немедленно оплатить долги. Цинки не имели других источников дохода, кроме одной церковной должности, которую занимал сын Иоганнеса. Дошло до суда, и суд вынес решение в пользу Фуггера. В итоге Фуггер забрал упомянутую церковную должность и, вероятно, ее перепродал. Наверное, он искренне любил Цинка, но сделка есть сделка.

Глава 12

Барабаны умолкают

Декабрьским утром 1525 года небольшая группа людей собралась в часовне дворца Фуггеров. Там присутствовали племянники Фуггера, два нотариуса и несколько близких знакомых, выступавших в качестве свидетелей. Смертельно больной Фуггер ожидал в соседнем помещении. Когда все приехали, дверь открылась и слуга вкатил его кресло. Один из нотариусов изучил текст на пергаменте. Фуггер изменил свое завещание, и нотариусу предстояло озвучить изменения. Слушатели должны были узнать, как Фуггер собирается поделить крупнейшее в мире состояние. Рождество миновало три дня назад – для некоторых чересчур рано.

Это был второй вариант завещания. Первый Фуггер составил четыре года назад, в ходе Вормсского сейма. Он внезапно ощутил бремя возраста и отправил на собрание племянника Ульриха, своего наиболее вероятного преемника. Теперь же Фуггер был по-прежнему жив, а вот Ульрих умер. Он скончался в возрасте тридцати пяти лет, и смерть Ульриха заставила Фуггера изменить завещание и подыскать нового наследника.

Нотариус приступил к чтению. Он не смог скрыть своего изумления. В отличие от первого варианта, новое завещание предусматривало долю для самых надежных сотрудников Фуггера. Перечислялись десять человек «узкого круга», племянникам вменялось в обязанность позаботиться о них и обеспечить им достойную жизнь. Прежде Фуггер утверждал, что платит своим работникам по справедливости и большего они не заслуживают. Что ж, четыре года смягчили его убеждения. Далее из текста следовало, что новое завещание сохранило ту часть первого варианта, где священникам полагалось отслужить мессы по Фуггеру, а крестьянам – молиться за упокой его души (за плату). Не был забыт и жилищный проект Фуггерай: завещание предполагало подарки всем его обитателям – по флорину семьям с детьми и по половине флорина бездетным.

Затем определялось, кто станет распоряжаться деньгами. Племянник Ульрих был мертв, но его брат Иероним, другой сын Ульриха-старшего, вполне здравствовал. Другими кандидатами виделись сыновья Георга Фуггера Раймунд и Антон. По старому завещанию Иерониму полагалась доля Ульриха. Но Фуггер долго наблюдал за Иеронимом и счел того некомпетентным. В новом варианте говорилось, что Иероним «не особенно полезен в семейном деле и в том, каковое ведет самостоятельно. Можно допустить, что ему не по нраву сие занятие». (Доказательством неготовности Иеронима к статусу наследника торговой империи стал случай в следующем году: он напился на свадьбе и отрезал волосы служанке.) В новом завещании Фуггер выделил ему треть доли – и запретил ее продавать. Причем эта доля после смерти Иеронима должна была отойти Раймунду и Антону. Последнее было важно, поскольку касалось не только Иеронима, но и прочих наследников Ульриха-старшего. Им Фуггер завещал символические суммы. В остальном же они ничего не получали. Якоб желал, чтобы сыновья Георга – и никто другой – продолжили семейное дело и распоряжались капиталом.

Фуггер писал, что Антон и Раймунд «по сию пору премного помогают мне в делах». Он давал им различные поручения. Раймунд часто болел, поэтому Фуггер считал его физически непригодным для тягот торговли и поручил управлять имениями и владениями. В итоге Раймун надзирал за Вайссенхорном, Кирхбергом и другими поместьями. Семейный же бизнес, крупнейшее коммерческое предприятие в мире, Фуггер доверил Антону. Текст был сформулирован так, что благодеяние представлялось наказанием: племянники наследовали «бремя, заботы и тяжкий труд».

Тридцатидвухлетний Антон был на четыре года моложе Раймунда, но Фуггер ценил его выше и содействовал его обучению, отправляя «в люди» и позволяя познакомиться с агентами в региональных отделениях и попрактиковаться в управлении. Антон уже успел отличиться, уладил щекотливый вопрос со сделкой по польскому золотому руднику. В Буде он вновь показал свои таланты, выявил подворовывавшего агента и незамедлительно того уволил. Впрочем, Антон не всегда проявлял благоразумие и почти разрушил собственную карьеру. Однажды, будучи в деловой поездке в Риме, он занял денег и сильно задолжал. С помощью дяди (другого) он успел вернуть долг, пока Фуггер не узнал. Он писал своему другу: «Не стоит упоминать об этом, иначе будут неприятности». Этот эпизод его, так сказать, отрезвил. Он наследовал Цинку как представитель фирмы в Риме и успешно сотрудничал с Ватиканом – в частности, убедил папу присоединиться к бойкоту Венгрии.

Помимо племянников, у Якоба были и племянницы. Он выделил им по 5000 флоринов каждой (в первом варианте сумма составляла 1800 флоринов). Даже мысли о том, чтобы передать им активы, у него не возникало. Он считал, что чем меньше людей управляют бизнесом и поместьями, тем лучше и проще. Кроме того, он не хотел, чтобы женщины, в том числе его жена Сибилла, вообще участвовали в управлении. Собственные бабка и мать Якоба проявили себя «бизнес-леди» после смерти мужей. Однако Фуггер полагал, что решения принимают мужчины.

В первом варианте завещания Фуггер проявил щедрость в отношении Сибиллы. Он отписал жене дом, где они жили вдвоем до переезда во дворец. Это было проявление сентиментальности. Также Сибилле полагался большой и роскошный дом по соседству, с садом, часовней и ристалищем для «домашних» рыцарских турниров. Дом недавно отремонтировали, обставили мебелью, украсили гобеленами и драгоценностями. Якоб велел племянникам исправно платить налоги за дома и поддерживать сад. Еще первый вариант завещания возвращал Сибилле 5000 флоринов приданого, предусматривал 5000 флоринов в виде единовременной выплаты для инвестирования в семейный бизнес под 5 процентов и выделял 800 флоринов в год на расходы. Распределяя семейное серебро и ювелирные изделия, Фуггер оставил пометку личного свойства: «большой алмаз и большое блюдо с рубинами, каковые я ей подарил». Одежды у Сибиллы был полный шкаф. Фуггер разрешил ей сохранить лучшие платья, но остальными распорядился поделиться с другими членами семьи. Он также отдал ей супружеское ложе. Кровать имела особое значение для Фуггера. Он вспоминал, как они спали «бок о бок» в этой постели. По завещанию Сибиллу после смерти должны были похоронить рядом с ним в усыпальнице в часовне Святой Анны.