Книга Война за справедливость, или Мобилизационные основы социальной системы России - Владимир Макарцев

Таким образом, сословный характер службы в армии подтверждался не только законом о состояниях, но и «Уставом о воинской повинности», что фактически противоречило положению его же Статьи 1 – «мужское население, без различия состояний, подлежит воинской повинности».[389]

Нет, простите, не противоречило. Все-таки, «без различия состояний» по смыслу, скорее, говорит о том, что состояния сохраняются, их не отменяют, но государство призывает всех подняться над различиями, стать выше этого, а чтобы облегчить задачу, оно как бы не делает различия между ними при призыве на военную службу. Только при призыве на военную службу!

Можно было бы сказать, что сословный характер военной службы противоречил и духу императорского манифеста, объявлявшего дело защиты отечества «общим делом народа, когда все, без различия званий и состояний, соединяются на это святое дело».[390]Действительно, можно было бы… если бы не одна маленькая закавыка – отказаться от «званий и состояний» должен был сам народ, т. е. мужское население, которое все поголовно было приписано к разным состояниям силой закона. И тогда понятно, что призыв царя-освободителя, хочется верить – бесконечно наивный, буквально повис в воздухе, превратив Устав 1874 года в коммутатор высокого социального давления, хотя бы потому, что высшее сословие никогда не было «народом». Оно было «обществом».

Как отмечает Я. Коцонис, термин «общество» в значении, распространенном к 1914 г., редко обозначал население России в целом (как позже), но предполагал принадлежность к образованной и состоятельной элите, являвшейся «культурной» и «цивилизованной». Данный термин, по его словам, противопоставлялся «народу» или лишенным индивидуальности «массам».[391]

Из сказанного следует, что личный состав армии, как и до 1874 года, состоял из людей, принадлежавших разным сословиям – низшему и высшему. Солдатскую массу формировало, как и раньше, низшее сословие – «нижние чины», – лишь временно освобожденное от лично-сословных обязанностей в силу того, что солдаты физически отсутствовали в месте своего постоянного проживания, в месте приписки. То есть в месте отбывания не военных, а гражданских сословных повинностей. Но «в отношении к имуществам, им принадлежащим, означенные лица обязаны платежам податей и иных сборов и отбывание следующих с тех имуществ повинностей, на общем основании», т. е. на общем сословном основании.

Исходя из этого можно утверждать, что не было никакого единого «военного сословия» от генералов до солдат, о котором говорил Анатолий Иванович Уткин в своей замечательной работе «Первая мировая война».[392]И «освобождение части населения от воинской службы», как считал Н. Н. Головин, совсем не утратило «прежний сословный характер», потому что люди сохраняли свою сословность как находясь на службе, так и получив освобождение от нее. При рекрутском наборе и сроке службы в 25 лет солдаты и унтер-офицеры действительно превращались в военное сословие, потому что, отслужив в армии, они уже больше не возвращались в крепостное состояние, не возвращались они и домой – там их никто не ждал (продолжительность жизни была не как сейчас).

Но они получали личную свободу, их дети тоже становились свободными людьми, что говорит о наследственности права. Закон навсегда выводил их из того состояния, которому они принадлежали до службы, а это другой уровень правовых отношений, это другая стоимость социальной жизни и другое сословие.

В ХХ веке солдаты служили срочную службу три года (на 1912 год), а потом возвращались в свое прежнее состояние и по-прежнему несли сословные повинности. Они и на службе по закону не выходили из своего крестьянского сословия, а только приостанавливали выполнение сословных (невоенных) повинностей. Они юридически оставались членами того состояния, из которого были призваны в армию. Внешним и, может быть, необычным по сегодняшним меркам, признаком принадлежности солдат и крестьян к одному и тому же сословию может служить применявшееся в отношении них наказание розгами – порка (до 1906 г.), которое свидетельствует почти о равной и ничтожно низкой стоимости их права на социальную жизнь.

Проходя действительную службу, солдаты не отрывались от своего сословия как рекруты, а оставались крестьянами, да и по жизни весь срок службы жили, как говорится, заботами и проблемами своей семьи и своего села, куда возвращались после трех лет отлучки. То есть солдаты оставались крестьянами не только по закону, но и по своей социальной сути, по менталитету. А они, между прочим, составляли абсолютное большинство нижних чинов армии.

Так, по данным «Военно-статистического ежегодника армии за 1910 год» нижние чины бывшего податного сословия составляли 99 % Петербургского военного округа.[393]Полагаем, что это была типичная картина для всех округов. Поэтому говорить о «военном сословии», которое «быстро и почти тотально»,[394]как отмечал А. И. Уткин, изменило своему царю в феврале 1917 года, некорректно. Такого сословия ни формально, ни фактически просто не было. Эта маленькая неточность, довольно широко распространенная сегодня среди историков, уводит нас далеко в сторону от понимания самой природы тектонических сдвигов в социальной системе России 1917 года. Она не позволяет нам увидеть глубокую трещину, буквально пропасть, разделявшую социальную структуру общества на две неравные части.

Теперь, когда мы выяснили сословный характер солдатской службы, можно поговорить и о тех, кому чинопочитание адресовалось, ведь не все офицеры и начальники были дворянами из высшего сословия. Но всем им полагалось оказывать чинопочитание, которое было основой воинской дисциплины на службе и даже вне ее (Ст. 3 «Устава дисциплинарного»).

«Первые 18–20 лет своей службы офицер исполняет должность младшего офицера в роте, получая в месяц, за узаконенными вычетами, 39 рублей, плюс квартирные, которых не хватает на квартиру, – сообщает нам из 1898 года анонимный автор, чей наполненный горечью за судьбу офицеров памфлет был напечатан в Петербурге с дозволения цензуры. – А про зимние маневры, – продолжает он, – нередко сокращающие жизнь офицера, писать бесполезно, потому что, кто бывал на них, сам по опыту понимает, а кто не бывал, тому трудно их понять. Служба же ротного командира продолжается от восхода до восхода солнца, т. е. 24 часа в сутки. Днем учи, а ночью не спи… Исправный командир должен и ночью все поверять, а то найденная не на месте портянка или случайно опустившийся термометр могут испортить всю карьеру».[395]