Книга Поющие кости. Тайны Д'Эрбле - Ричард Остин Фримен

Торндайк задержался у флегматичного бронзового китайца, восседающего у входа в отдел монет и медалей, и посмотрел на меня.

– Учтите, о деле ни слова. И вообще никаких комментариев.

Я кивнул.

Мы вошли, зарегистрировались в журнале посетителей. Затем служащий пригласил нас в кабинет хранителя. Им оказался мужчина среднего возраста с умным лицом. Он, видимо, был знаком с Торндайком, потому что встал и протянул руку.

– Давно не виделись, сэр. Что привело вас сюда на этот раз?

– Опять любознательность, мой друг, – ответил доктор. – Меня интересует гинея Карла Второго 1663 года. Можно на нее взглянуть?

– Отчего нет, – сказал хранитель, направляясь к большому шкафу с выдвижными ящиками. – Тем более что это не редкость.

Он быстро пробежал глазами по этикеткам и, выдвинув один, вернулся к столу с ящиком в руке, достал из круглого углубления монету и протянул Торндайку, аккуратно держа за края.

Доктор ее внимательно рассмотрел, затем показал мне аверс, где под бюстом короля красовался маленький слон, но без седла на спине.

– В том году были выпущены только такие гинеи? – спросил он.

– Да, – ответил хранитель. – Со слоном и без – в зависимости от источника золота.

– И никаких других вариантов?

– Нет.

– Понимаете, я слышал, что существуют гинеи того же года, где изображен слон с седлом на спине. Вам такие встречались?

Хранитель отрицательно покачал головой, забирая у Торндайка монету и помещая на место. Затем он понес ящик к шкафу и на полдороги остановился.

– Погодите. Вы правы, такая монета существовала. Именно монета, в единственном экземпляре, потому что это была не серия, а пробный образец. История действительно любопытная, стоит послушать. Вам, наверное, известно, что матрицу для данной гинеи изготовил известный гравер Джон Роттье. Причем это была первая монета, отчеканенная машинным методом тиснения вместо ручного, с помощью молотка. Поскольку все это делалось впервые, то Роттье при изготовлении пресс-формы что-то не так рассчитал… В результате во время тиснения она лопнула чуть ли не пополам, но, видимо, в самом конце процесса, потому что монета получилась без изъянов. Роттье пришлось изготовить другую пресс-форму, где он по какой-то причине изобразил слона без седла. Так что вы правильно слышали – гинея, на аверсе которой изображен слон с седлом, была изготовлена. И если она где-то существует, то это совершенно уникальный экземпляр.

– Вам известна судьба той пробной монеты?

– До определенного периода. Вначале ею владела семья Слингсби, хозяина монетного двора, где она была отчеканена. Затем монета переходила от одного коллекционера к другому и наконец осела у американца Ван Зеллена, миллионера, коллекция которого содержала большое количество очень ценных экспонатов. Он был истинный фанатик, семьи не имел и почти все вечера проводил, любуясь своими сокровищами. И вот, примерно полтора года назад, утром его нашли мертвым в небольшом кабинете, смежном с помещением, где располагался музей. На столе пустая бутылка из-под шампанского, рядом недопитый бокал, от которого пахло горьким миндалем. В кармане пустой флакончик с этикеткой «Синильная кислота». Вначале решили, что это самоубийство, но позднее после осмотра коллекции выяснилось, что отсутствует много ценных вещей. Среди них драгоценные камни, ювелирные изделия и та самая уникальная пробная гинея, о которой мы говорим. Вы должны помнить это дело.

– Да, – ответил Торндайк. – Теперь, когда вы об этом рассказали, вспомнил. Убийцу, кажется, так и не нашли.

– Нет, – отозвался хранитель. – И пропавшие вещи тоже.

– Будем надеяться, что найдут, – заверил его Торндайк. – Американцы умеют работать.

Распрощавшись с хранителем, мы вышли на улицу.

– Я решил наши копии ему не показывать, – сказал Торндайк. – Не имело смысла.

– Полицию вы тоже посвящать в это не будете? – спросил я.

– Пожалуй, нет, – ответил он. – У них есть монета, и скорее всего они в курсе, что похищено у американского коллекционера. Так что им и карты в руки. Жаль только, что в полиции не умеют должным образом держать язык за зубами. Выдают прессе информации больше, чем следовало бы. А то, что известно газетчикам, известно и преступнику.

– Ну и пусть будет известно, – сказал я. – Что в этом такого?

Торндайк посмотрел на меня:

– Мой дорогой Грей, вы меня удивляете. Подумайте хорошенько. Преступник надеялся, что убийство вообще не будет выявлено. Этого не получилось. Но у нас по-прежнему нет ни единой ниточки, ведущей к нему. Он это знает и уверен, что так будет всегда. Поэтому пока не оглядывается по сторонам. Так зачем нам его пугать, чтобы он куда-то исчез, спрятался? А он это непременно сделает, если заподозрит неладное. И что тогда? Нет, мой друг, наша цель – поддерживать в нем ощущение полной безопасности, и потому расследование должно проводиться в строжайшей тайне. Никто не должен знать, какие карты на руках у нас и есть ли они вообще.

– А как быть с мисс Д’Эрбле? – спросил я. – Можно ей сказать, что вы начали расследование?

Он засомневался:

– Лучше бы этого не делать, но, наверное, придется. Так ей будет спокойнее. И предупредите о необходимости хранить тайну. Поймите, все очень серьезно. Противник прячется от нас, и мы должны прятаться от него.

– Но пока нам вроде бы нечего скрывать, – сказал я. – История с похищенной монетой любопытна, но, мне кажется, мало что дает.

– Разве? – удивился Торндайк. – А я вот уже поздравил себя с возможностью сузить поиск преступника. Давайте вспомним, как развивались события. Когда вы обнаружили труп Д’Эрбле, не было известно ничего. Потом, во время разбирательства у коронера выяснилась причина смерти и установлен сам факт преступления. Однако личность преступника оставалась покрытой мраком. Затем находки Фоллетта этот мрак немного рассеяли. Появился намек на мотив. А теперь мы знаем, что это профессиональный преступник и очень опасный. Он убил и ограбил богатого американского коллекционера, а значит, достаточно умен и изворотлив, чтобы втереться к кому-то в доверие. Мы знаем, что полтора года назад он был в Америке, а это уже кое-что. Таким образом, наш преступник больше не бесформенная тень, а вполне конкретная личность.

– Но то, что у него в момент убийства Д’Эрбле была при себе монета, – возразил я, – еще не означает, что именно он похитил ее у американца.

– Вы правы, – согласился Торндайк, – если рассматривать этот факт сам по себе. Но в совокупности событий это почти неоспоримо. Разве вы не обратили внимание на то, как похожи эти два убийства? И то и другое преднамеренное, и в том и другом фигурирует яд. Причем наиболее подходящий для преследуемой цели. Для Д’Эрбле убийца выбрал аконитин, чтобы скрыть причину смерти, а Ван Зеллена отравил синильной кислотой, самым быстродействующим из всех ядов, чтобы смерть наступила мгновенно и тот не успел поднять тревогу. Я думаю, у нас есть все основания полагать, что их обоих убил один и тот же преступник. А это уже большое достижение, если учесть, что совсем недавно мы о нем совершенно ничего не знали. Так что рано или поздно мы сможем назвать его имя. А затем, если будем правильно себя вести, в том смысле, что постараемся его не спугнуть, можно надеяться и на задержание. – Он посмотрел на меня с улыбкой. – Но до этого еще далеко. И мне кажется, нам пришла пора заняться своими прямыми обязанностями.